1 сентября 93 года
Москва. Прямо с вокзала поехали к Володе Михайлову на улицу академика Королева. Застряли в лифте и минут сорок просидели вчетвером в тесноте узкой кабины, переговариваясь время от времени с дежурной, принявшей участие в горемычной нашей судьбе. Прогулялись по ВДНХ, купили Константину джинсы за 12 тысяч в одной из бесчисленных лавок. Вечером отправились в Видное.
2 сентября 93 года
22:10 Уезжаем с Новгородским поездом. Костю проводили, он уже в Лондоне. Там еще начало восьмого. Разница во времени три часа. Сине-белый “Боинг-747”
3 сентября 93 года
С муками великими едем и едем и все не можем доехать. Голова раскалывается и, кажется, вот-вот лопнет от изнуряющей боли, путешествующей от виска к виску, от лба к затылку и обратно. Приехали в пять утра. Ночь я провел без сна, мучаясь от головной боли и духоты — полоумная проводница натопила так, что впору было бы в такой жаре париться. Дома принял душ, прилёг и тут бы мне выспаться хотя бы, но я превозмог себя, встал и… пошло все кубарем: на девятичасовую электричку опоздали, она ушла, когда подходили к вокзалу, одиннадцатичасовая стояла везде, где только можно стоять, в Окуловку мы прибыли в три часа. Полтора часа ждали там да столько же в Боровичах. Павлика посадили на Опеченский автобус, и у меня душа заныла — так захотелось домой.
4 сентября 93 года
Мошенское. Сегодня полегче. Голова по отошла и мне даже не верится, что мир существует сам по себе, без этой все разрушающей боли.
Выкопали 15 борозд, осталось восемь длинных. Земля такая тяжёлая, что к вечеру у меня сломалась лопата. Железо не выдержало, лопнуло у черенка.
Устал. Тихая лунная ночь.
5 сентября 93 года
11:05 Мозглый туманный день. Пора выходить на картошку.
«Наша деревня в течение многих десятилетий, по существу, рассматривалась как внутренняя колония, из которой безбожно выкачивалось все для развития городов и промышленности.”
П.И.Симуш.
Славик звонил. Костя прислал ему в пятницу факс с таким, примерно, содержанием. “Привет, Славик. Долетели мы хорошо. В аэропорту меня сразу встретили. Я пока у директора программы. Семья (жена и дочь) занимательная. Жалко с ними расставаться, но завтра я уезжаю в Кентербери на встречу со “славянами”.
Погода отличная, кормят ещё лучше, так что родителям не о чем беспокоиться.”
Костя.
6 сентября 93 года
Понедельник. Картошку вчера докопали, вымылись в бане у Куликовых, а сегодня с утра как наладился дождь, так и не перестает.
С картошкой и баней провозились до поздней ночи и пока я, напарившись, бегал к реке и прыгал с плота в холодную, обжигающую воду, стало совсем темно. Я снова лез на полок, выжимал из полуразвалившийся каменки остатки сырого, угаром пахнущего, пара, хлестнулся ивовым веником (берез в округе не нашлось) и снова, оступаясь в потемках, бежал к воде и, возмутив её студеное спокойствие, вылезал на хлипкий, неустойчивый плот, с удовольствием ощущая влажное прикосновение ночи к разгоряченному телу.
Все это было вчера, а сегодня приезжали гости из Кобожи. …
7 сентября 93 года
Малая Вишера. Приехали, слава Богу. Сходил на службу. Омаровых их на месте не оказалось: уехали в Новгород. Я посидел около часу в пустом и холодном кабинете и направился домой. Вечером — звонок. Открываю дверь— Витя Селиверстов собственной персоной. Съездили с ним в лес, притихший к ночи, и за час с небольшим набрали с полкорзинки грибов.
8 сентября 93 года
Очень холодно. Мерзну в пустом и холодном кабинете. Никого пока нет и сидеть здесь, в сущности, нет никакого смысла
9 сентября 93 года
Вечером мы приглашены в гости к отцу Дмитрию.
10 сентября 93 года
15:00 Некогда оставить в дневнике короткую запись. Тоска гложет душу, дела рвут на части, и я все равно ничего не успеваю сделать, умножая долги. Сегодня меня разыскал по телефону Коля Модестов и голосом, не терпящим возражений, приказал явиться во вторник с материалами. Надо все бросать и писать статьи, замысел коих уже не то что созрел— перезрел. И вообще пора браться за дело всерьёз
11 сентября 93 года
Электричка на Окуловку. Пора бы ей уже отправиться, но она все стоит. Подошла питерская электричка. Шум, гам, суета… Скоро, стало быть, поедем.
Утром был мороз, трава была белой от инея. А сейчас тихо, солнечно и студено. Еду в куртке и двух свитерах, и только—только.
о.Дмитрий. Изразцовые печи. Сушеные грибы, кабачки на полу, связки лука. Полез в подпол за горилкой, чем то гремел там и вылез с маленьким, толстого стекла, губастым графинчиком. Самодельная, витиеватой работы, мебель. Табуретка на чугунных ножках, стол для детей, кресло, мягкое и уютное. Иконы, портрет митрополита (?) Антония. За столом о.Дмитрий был громогласен и неспокоен. … Подстать ему … матушка, родом она из Кронштадта. Бабушка — “нечистый всюду людям мешает”. Разговаривают они чаще всего одновременно и Вера время от времени сердится “Дмитрий, дай мне сказать!”
Дети непоседливы и шумны. Не надо и говорить, что их любят и балуют. К приходу гостей детей нарядили. Мирон в красных лапотках и красные рубахе, Варвара в новом фланелевом платьице, подаренном украинской родней.
…
В окно (а я сидел за столом справа от окна) видны были серебряные луковки куполов, резко очерченные на фоне затухающего неба и безобразная громадина телевизионной вышке особенно безобразная по соседству с тонким рисунком церковных крестов.
11:15 Стоим на Мстинском мосту. Значит на двенадцатичасовой автобус в Окуловке нечего и рассчитывать. Электрички ходят безобразно. Неделю назад нас держали здесь больше часа.
12 сентября 93 года
15:20 Опеченский Посад. Именины Александра и Григория. Сходили с Наташей за грибами. обошли вдоль мелиоративной канавы болото, пробежались по борам и вышли на ефремовского дорогу. Две корзинки подберезовиков, красушек и солянух собрали часа за полтора—два.
Утром меня разбудила синица, долбившая в окошко
13 сентября 93 года
Стоят тихие, ясные дни
14 сентября 93 года
15:15 И вновь меня гложет тоска, и вновь душа не на месте. Бессонные ночи, тихие, благостные дни, полные шороха опадающих листьев и благословенной осенней печали, которую не выразить ничем
Вечером я собрался в лес, устав от сидения за столом и решив вознаградить себя за скромные труды. лес встретил меня настороженно и молчаливо. Только шорох и шелест
15 сентября 93 года
12:20 Дождь моросит, беспокойно шумит под окном береза и не верится, что вчера еще было тихо и солнечно. С обеда, правда, похолодало и большие грузные тучи столпились на горизонте.
20:20 Болит голова. От машинки болят пальцы— печатать на ней ужасно неудобно и неприятно. работа идет медленно, со скрипом и выполняю я ее с рабской покорностью, не более того.
На улице не был. Дождь заключил меня под домашний арест. помылся еще раз в бате— жалко было выливать оставшуюся со вчерашнего дня воду, настоянную на травах.
16 сентября 93 года
Ночью шел снег и утром, глухим и чёрным было сыро и под ногами хлюпала жидкая снежная каша,— снег был пополам с дождем и таял, едва кос обувшись земли. То и от этого первого робкого снега слегка светлело
17 сентября 93 года
16:35 Вот и все… Наступили холода не поздней еще осени…
Недостроенная больница в сухом настороженном лесу. Вкрадчивый стук дятла нарушал лесную тишину до странный шорох со стороны хозяйственные постройки, странной же формы, представляющий собой квадратную башню в два этажа
18 сентября 93 года
Суббота. Весь день просидел за машинкой, испытывая временами забытое удовольствие от работы. Утром сходил в коммунальную баню, где в этот час было пусто и тихо, до колотья в сердце напарился, благо пар был, “как нашатырный спирт ядреный” и вырвался из раскаленной каменки точно потревоженный дух. Натер две стариковские спины, поделившись худобе и немощи дяди Феди Селютина и стариковской рыхлости еще недавно крепкого дяди Сережи Уварова. Того и другого за глаза и в глаза завод просто Федя и Серега, но для меня оба они с детства дядя и дядя и называть их по-другому мне как-то не с руки.
19 сентября 93 года
17:40 Боровичи. Дом Богомоловых (теперь— Николаевых) на улице Боровой. Через час с Новгородским автобусом приедет Люда. Из Опеченского я уехал в три часа (позднее ехать было рискованно) и вот коротаю время за просмотром газет да разглядыванием старого атласа. Нашёл Англию, отдельно Юго-Восточную ее часть.
20 сентября 93 года
Весь день просидел за машинкой, без большой, правда, пользы.
Встретились с Людой в Боровичах, в Окуловке сели в холодную и грязную электричку, и до дому добрались только к одиннадцати часам ночи. В одном вагоне с нами ехали Ульяна с Артуром. Очень мило смотрелись они со стороны. Дети, совсем еще дети. Из Твери едут без денег. Денег хватило только до Вышнего Волочка. а дальше добирались так, “Билеты не проверяют” — радостно говорила Ульяна. “А в Твери у меня сумку срезали,” — добавила она еще более радостно и они с Артуром стали наперебой рассказывать обстоятельства этой кражи.
21 сентября 93 года
Командировка в Чудово. Угрозыск. А. — молодой, моих примерно лет, заместитель начальника милиции. Хорошего тембра актерский голос. Прекрасный рассказчик. Сдержанный, несуетливый человек. П. — и.о. начальника угрозыска. Та же сдержанность, неторопливость и та же решительность в словах и поступках.
Волею судьбы в этот холодный, ветреный день я оказался на пустынном берегу Волхова у развалин Державинский Званки. Изгадили и разграбили часовню, к недавним торжествам поставленную на берегу, и мы поехали туда с П. и следователем А.
22 сентября 93 года
Чудово. Длинное несуразное здание серого кирпича, в левом крыле которого приютился уголовный розыск. Казенный запах присутственного места.
09:20 Сердце покалывает, держу под языком валидол. Наш тупоголовый президент опять поставил раком всю страну. Вчера в восемь вечера было косноязычно зачитано обращение к народу, в нем объявлено: парламент распущен, в Конституции, согласно указу, внесены изменения… Словом, переворот. Что там будет дальше и чем все кончится— одному Богу известно. Сведения из Москвы самые противоречивые
14:20 Сижу уже на вокзале, усталый и больной. Насморк меня замучил. Можно было сегодня в Чудово и не ехать. Разговора с П. не получилось, понесло нас рассуждать о политике, да еще без конца в его кабинет заходили, без конца хлопала дверь, трезвонил телефон… К тому же за столом в своем кабинете он несколько одеревенел и на вопросы отвечал уклончиво и говорил пространно.
18:05 Малая Вишера. Нудный, монотонный дождь моросит за окном. Уже темнеет, и в кабинете горит свет, желтый и жидкий, нагоняющий отчего-то глухую, отчаянную тоску. Зашел на работу прямо с электрички да так здесь и застрял. Делать тут совершенно нечего, сижу я за большим «заседательским” столом абсолютно бесцельно.
Сегодня бабушкины именины. Идет дождь.
23 сентября 93 года
04:30 Уснул рано, не было еще и десяти часов, но среди ночи проснулся, согрел чаю и теперь вот располагаюсь работать. работа, безмерность которой я ощущаю, пугает меня непостижимостью своей.
{Цитаты Августина, Пришвина, Р.Стивенсона, Д.Байрона}
Сквозь треск и шум эфира льется “Лунная соната” и сердце мое готово разорваться от счастливого ощущения радости и покоя, переполняющего меня.
Неуместность— вот, что я чувствую чаще всего среди людей и даже в одиночестве, когда умом своим слабым пытаюсь объять необъятное — мир вокруг себя. и кажется мне, что я не уместен в одежде, в поведении своём, в явлении туда-то и тому-то, в претензиях к людям, в отношениях с ними, в словах и поступках… С некоторого времени ощущаю я вокруг себя холодное кольцо одиночества и отчуждения. И это при том, что я окружен людьми, не обижен друзьями
16:35 Холодно. Второй день не топят, и я сижу за машинкой в костином джемпере и в валенках. Дождь перебирает мокрыми лапками по железному карнизу. Осина сияет самоварным золотом, роняя листья.
“Тот, кто спит, замкнут в своем мире, для проснувшегося — мир един.”
Гераклит
18:30 Сердце болит. Валидол не помогает. Позвони в Москву. Света взяла трубку. Телефоны в Белом доме отключены, грозятся отключить тепло и воду, автопарк закрыт и ездить приходится на метро и трамвае. Две ночи Володя ночевал на работе. По радио и по телевизору идет откровенный и наглый информационный разбой с резкими и короткими сообщениями о том, что Хабаровск, Новосибирск и т.д. не поддержали президента. Народу вокруг Белого дома много, отнюдь не сотни, как передают по радио и по телевизору, журналистов там нет, хотя два года назад, в августе 91го, их было там, как собак нерезаных. Теперь иная конъюнктура, иные поветрия и уже ясно за кем сила и власть. А истина никого не интересует. Она, похоже, не имеет ничего общего с нашей профессией.
23:00 Сердце ноет и ноет. Неутешительные вести из Москвы, обильная ложь, да и свои проблемы— все это отнюдь не располагает к спокойствию
“Лицемерие— мерить свои поступки не перед своей совестью, а перед лицом других”
Пришвин
24 сентября 93 года
10:55 Холодное невеселое утро. Время сжимается в объеме, и я не в силах поспеть за ним, разрываясь на части.
“Не блуждай вовне, а войди внутрь себя”
Августин
Синдром хронической усталости— есть, оказывается такая болезнь обусловленная эмоциональным голоданием.
Вечером. Был на работе. Чай пил, кушал селёдку с картошкой, звонил по делу и без дела, бегала в книжный магазин— вот и все деяния за день. А вечером смотрел по телевизору “Осенний марафон”, да вылавливал по радио и телевизору крохи правдивой информации о положении в Белом доме. Спасибо “600 секундам” и Политковскому, говорившим другое и дававшим возможность высказаться другим. Есть люди честные, но не они, к сожалению, у власти. А власть зарвалась, жаждет крови и уже депутатов всякие Шумейки называюсь сбродом, преступниками, а уж журналисты и вовсе изгаляются и как только не обзовут людей, которые еще недавно были им недоступны: сидельцы, нардепы…
25 сентября 93 года
02:15 Спать хочу, а надо бы все отставить, сесть за машинку и закончить, наконец, дело, за которым я ездил два дня.
{Цитаты}
10:30 Ясное, солнечное утро. Осина за ночь стала совсем золотой и едва заметно подрагивает, купаясь в синем омуте неба.
12:15 На работе никого, кроме меня и Тани, пока нет. Где-то бегает Халум, начальство еще не прибыло.
Вчера вечером видел отлетающих журавлей. Высоко в небе летели они нестройной стаи, разделившийся вскоре на три живых курлыкающих клина.
26 сентября 93 года
10:35 Также светло и ясно, как и вчера, и также сияет за окном всем своим золотом неузнаваемо нарядная осина.
27 сентября 93 года
11:55 Уезжаю в Новгород. Вчера, как проклятый, весь день провёл за машинкой и к пяти утра с горем пополам закончил капитальный труд, скомкав все в бессвязную кучу. Даже перечитывать не могу свою писанину. Еду с дурным предчувствием. Руслан утром звонил, сказал, что сегодня подаст заявление об уходе.
28 сентября 93 года
Болезнь посетила меня в Новгороде, когда после бессонной ночи я дожидался участи своей в редакции «Провинциала», которая занимает теперь вдвое меньшую, против прежней, территорию тесно и невесело отныне в этих стенах. Какие то новые, незнакомые люди…
Ночевал у Руслана. На беду свою зачем то приволок бутылку водки, которую мы, конечно же, выпили. Я совсем расклеился, рассеянно, вполуха, слушая Руслана. А говорил он о сборнике частушек
29 сентября 93 года
Лежу пластом. Не могу ни думать свободно и легко, как я привык думать, ни читать, ни писать. Голову распирает от ядовитой, мохнатой (неразб.) боли
30 сентября 93 года
Сегодня были у нас в гостях отец Дмитрий семейством. Нарядные дети, нарядные родители… Мне, правда, было не до гостей, но куда денешься?— встал с осточертевшего мне одра, и понемногу отошел. Провожали мы их в потёмках. Сияло высоко над крышами голубовато ясная луна, певец Дмитрий сказал Мирончику: «видишь справа на Луне Каин, а слева Авель. Никто не видел этого первого среди людей убийства. Луна была единственным свидетелем и на ней отпечатался лик преступника и жертвы.»