1 сентября 94 года
Тепло и солнечно. Ходили с Костей в город, но все как-то нескладно, неудачно и ничего, крому дурного настроения, оттуда не вынесли.
Ночью уже ввалился не вполне трезвый Володя, непривычно встрепанный, возбужденный. Он рассказал странную историю, случившуюся с ним в поезде на перегода от ст.Бологое до Малой Вишеры. Уголовник с 15 летним «стажем» тюрьмы, кэгэбешник… То ли это дорожная комедия, сыгранная по пьянке, то ли впраду за ним следил кто-то
2 сентября 94 года
Прекрасная солнечная погода, а меня носят черти по городу вместе с Володей. Долго, до ругани с пьяным Мишкой, толкался в редакции, звонил Грише и Руслану, болтал с Валей Базановой… В музей зашли с Володей и там проторчали около часа в разговорах с Музой Алексеевной. Много там интересного, но много и смешного. Костины английские заметки вырезаны дотошной М.А. и лежат пока что на подоконнике.
3 сентября 94 года
4 часа утра. Хмельной Володя спит на моем диване. В час ночи ввалился он ко мне с веселой компанией. Нина Аркадова, ее двоюродный брат Володя, в высшей степени странный со всеми своими странными предложениями насчет работы и небывалых заработков. Для меня – небывалых. Опять несет меня, неводомо куда. Прости меня, Господи! Он обещал позвонить на неделе, захватив с собой зачем-то газеты с моими статьями.
Не спится ото всего этого. Лег было, но поворочался и снова встал
4:50 Все еще не сплю. Попил чаю с батоном и конфетами. Опять что-то потянуло на сладкое. А вот водки не хочу и винный перегар, который витает в комнате после ухода гостей, раздражает меня до отвращения.
4 сентября 94 года
Воскресенье выдалось сырым и тусклым. С утра лил дождь, я слушал как шелестел он за окнами, когда Костя убежал на семичасовую электричку, днем он как будто бы перестал, но в воздухе висела такая хмарь, что время от времени приходилось открывать зонтик. Купили с Людой зимние сапоги 37 размера, за 70 тысяч, прошлись по магазинам. Пусто было сегодня на улице Революции. Белорусов на сей раз не было. И теперь, наверное, долго не будет. Сезон закончился
К трем часам я отправился в церковь, (Володя попросил меня быть крестным отцом Антона), — крестины были назначены на сегодня. Кроме Антона крестили Евгения. Оба брата, короткие, подсадистые, были очень серьезны.
5 сентября 94 года
Ездил с отцом Дмитрием и Юрием Константиновичем Курс за грибами. На шестом километре новгородского шоссе грибов оказалось на удивление много. Больше всего попадалось подберезовиков. Раза три я наткнулся на выводки белых. Жалко было их резать. Так картинно, среди мхов и палой листвы, смотрелись они. Я даже разговаривал с ними.
6 сентября 94 года
19:40 Гроза. Весь день без перерыва лил дождь (он и сейчас льет), и вот загрохотал гром, молнии засверкали. Тихий, благостный сеногной сменился грозовым ливнем.
Теперь понятно почему так неудержимо клонило меня в сон. Утром меня разбудила Муза Алексеевна, сказавшая, что к десяти они приедет за картинами. Володя привез картины Владимира Андреевича Гусева, которые выставлялись в Москве. Я успел к ним привыкнуть и отдавать мне их было жалко. В этих бесхитросных пейзажах, писаных масляными красками на дощечках ДВП, было что-то живое, доброе, на что не устаешь смотреть.
Снились книги. С какой страстью я рылся в них, откладывал в сторону, собираясь заплатить за них и скорее унести домой, чтобы дома, не торопясь, без суеты еще раз их просмотреть и засесть за чтение. Помню, что одна из книг – толстый зеленый том с потрепанным корешком – был о Тургеневе. Воспомнинания, письма, дневники… Купить я их не успел – зазвонил телефон.
Опять припустил дождь и громыхнул гром. Заметно стемнело. Люда ушла к отцу Дмитрию. Заболел Мирон.
7 сентября 94 года
15:50 Звонил Володя. 13-го надо быть в Питере на 3м Всероссийском съезде лесничих, который должен состояться в Таврическом дворце.
8 сентября 94 года
Собирался уехать и уже было сел на 12 часовую электричку, но знакомая контролерша по фамилии Разкладка сказала, что на Мстинском Мосту электричку задержат часа на три, и я благоразумно решил повременить с отъездом.
21:25 Не могу двух слов написать об Опеченском Посаде. Что же это такое? Скудность духа, обморок, ступор…
9 сентября 94 года
17:00 Электричку за Боровенкой поставили на боковой путь. Когда доберемся- одному Богу известно. Поехали.
19:15 Боровичи. Пустая автостанция. Десяток пассажиров коротает с нами время ожидания. Автобуса ждать долго — полтора часа.
10 сентября 94 года
23:40 Сейчас, после бани у Володи Петрова, позднего ужина с пивом и чаем, я почувствовал, наконец, как устал я за сегодняшний день. Картошку копать в этом году чистое наказание. Из земли ее ничем не выбить и не выковырять. На каждой картошине глиняный довесок. За день с горем пополам одолели треть огорода. К вечеру наезженные Захарычем борозды накрыл дождь. Пришлось спешно собирать картошку, а потом те же борозды перепахивать заново.
В книжном скупил по дешевке гору подписных изданий и разорился на Сабанеева “Рыбы России”. Нет времени даже рассмотреть купленные книги.
Вчера приснился Солженицын. Будто бы он купил дом у Блохиных и вселился в него всей семьей.
11 сентября 94 года
12:10 Ночью вспыхивали зарницы, гремел гром и ровно, усыпляюще, шумел по крыше дождь.
12 сентября 94 года
21:00 Дождь с перерывами льет с самого утра.
Только выйдем на огород, только возьмемся за лопаты, как с гнилого угла нависаем сизая туча и проливается злым холодным дождем. Вечером выкопали кое-как семь борозд. Осталось еще пятнадцать.
13 сентября 94 года
12:00 Кажется, угораздило меня заболеть. Я то еще ничего, а вот Люда слегла по-настоящему. Температура под 39, голова болит и такая слабость, что она почти не встает. Вот так достается нам нынче картошечка. А все потому, что вымокли вчера под дождем и не переоделись. Дома было сыро и холодно. Печку истопили только к вечеру.
Вечером. Выкопали на двоих с Костей десять борозд. Осталось еще пять. Могли бы добить и эти, но картошка еще не перебрана и не высушена.
Вечером истопили баню у Куликовых. Попарились с Костей без полка. Полок Васька не сделал.
14 сентября 94 года
1:30 Не сплю. Голова болит, в горле першит и во всем теле такая слабость, что впору бы лечь не вставать.
Вечером докопали картошку. Еще раз истопили баню у Куликовых. Пару на сей раз в ней не было совсем. Но после трудов праведных приятно все же смыть надоевшую грязь.
Болезненное состояние так и не проходит. Слабость во всем теле.
15 сентября 94 года
20:00 Я пишу эти строчки, примостившись за шатким столиком под сосной. Черный от дождей стол услан сосновыми иголками. Голова болит и во всем теле противная слабость.
Ездили с Костей за грибами на велосипедах. Поплутали по хмурому глухому и захламленному лесу часа полтора и вернулись домой, брякая двумя-тремя подосиновиками и облезлыми подберезовиками.
16 сентября 94 года
17:30 Опеченский Посад. Неожиданная жара сошла с небес. Воздух горячий, душный.
{Из записной книжки
Я брел вдоль мелиоративной канавы, заросшей изумрудным мхом и живописно закиданной палой листвой. С обеих сторон она была сжата зарослями чахлого сосняка, поднявшегося на вывороченных из болота суглинках. Под ногами пружинила набитая грибниками тропа, в волосы назойливо лезли лосиные мухи, а лес, скудный в эту пору, так ровно и умиротворяюще шумел.
20:20 Лес был милостив и добр ко мне. В болоте я наткнулся на целую прорву сыроежек (я их почти не брал, попался мне один белый, а остальное — подберезовики, подосиновики, соленухи.
}
17 сентября 94 года
{Из записной книжки
14:05 Большое рыже-пегий пес увязался за мной, и носится сломя голову и высунув язык, к чему-то принюхиваясь и предя ушами. Всю ночь вчера шумел и бесновался теплый ветер. Слышно было как треплет он березу под окном и как сыплются на шиферную крышу сухие листья. А сегодня уже не жарко и ветер несет уже не тепло и запах лета, а осеннюю стужу.
В лесу меня настиг дождь, и я успел вымокнуть, хотя дождь вскоре кончился и большая сизая туча, громыхнув грозой, прошла стороной. Я отправился было восвояси, но по дороге наткнулся на белые грибы и еще час с небольшим рыскал по лединам вдоль ефремовской дороги. Грибы попалались часто и совершенно неожиданно, точно и впрямь, как говорил Пришвин, возникали из земли под человеческим взглядом.
Большая гладушка с вывернутой наружу шляпкой стояла озерцом дождевой воды.
}
Поздно встал, долго приводил себя в порядок, чувствуя во всем теле противную слабость. Прошелся с Наташей по магазинам. В книжном отделе (магазина давно нет) такое убожество, что и сказать нельзя. Сходил в лес. Лес меня излечил от хандры и головной боли. Я разговаривал с собакой, увязавшейся за мной, рассуждал сам с собой обо все, что в голову взбредет, читал стихи и обращался с монологами к грибам, деревьям, мхам и травам. Вечером мылся и парился у Петровых.
18 сентября 94 года
Приехал Костя. И почти сразу же отправился с Павликом и Мишкой за грибами. А я пошел к Семену Андреевичу Ушанову на “закрытие фонтанов”. Он позвонил и очень церемонно пригласил нас с мамой на это событие. В дендропарке я застал Зою Константиновну Шаркову, тетю Катю Муратову и жену хозяина. Шумели и плескались фонтанные струи, голосом С.А. ревел медведь, говоривший из динамика банальности по охране природы, хозяин, в спортивных шароварах показывал свои “владения” молодой паре с ребенком, угощал гостей барбарисками и боярышником и косноязычно рассказывал, что собирается рядом с медведем на высоком бетонном основании установить фигуру пасечника, сделанного боровичским художником. Бетонная чушка с ребрами арматуры должна по замыслу С.А представлять собой дерево
19 сентября 94 года
11:35 Костя слушает Набокова по-английски. Это уже шестая передача по Себастьяну Найту.
Никуда я сегодня не уехал. Ночью замучили меня зубы, долго не мог уснуть и утром даже не слышал, как меня будила мама. Встал я с тяжелой головой и сильным колотьем в левом боку
14:35 Сходили к Наташе в библиотеку. Теперь она работает в школе. Меня поразил школьный запах. Он точно такой же, каким был и при нас. Мало там что переменилось. Лестница, по которой мы бегали, теперь закрыта, открыта другая, та, что справа. Стены на втором этаже расписаны картинами из сказок. В наше время там висели репродукции с Верещагинских, Шишкинских и Васнецовских картин.
20 сентября 94 года
10:00 Сходил вчера еще раз за грибами, еще раз проводил взглядом журавлей, пролетавших над болотом, в котором я в тот момент очутился, выходя из лесу, еще раз поглядел на родимый Посад в сумерках подступающей ночи… С ефремовской горы далеко и широко виден он со всеми своими крышами, …, золотыми куполами берез на берегу и темным контуром Нилушки на той стороне. Сколько раз сердце мое замирало, когда я глядел на него с этой скромной возвышенности и не торопился спускаться вниз, в болотистую низину пустого осеннего поля, изрезанного тракторами и слабо помаргивающего лужами… Грустно и печально становилось мне, и в шорохе ветра и в догорающих углях заката я слышал, угадывал ту же возвышенную печаль, пришедшую может быть из самых темных и таинственных глубин времени, застывшего здесь в этот миг. Разбитое зеркало Кисловского пруда вбирало в себя угасающий свет, чтобы ночью сонно сочиться им…
Колокола стогов… Вдели в проушину веревку и понесли колокол на палке, как носят убитого зверя.
Электричка еле тащится. Мстинский Мост миновал, оставив позади темные колокола стогов, черневших на зеленых склонах мстинских берегов.
Вспомнил бедного Виктора Владимировича Виноградова, с которым работал когда-то в Хирцове. Как пропал он лет пять или более назад, так и не нашли его до сих пор. Где он? И жив ли? В лучшем случае с помутнением рассудка обитает в сумасшедшем доме.
21 сентября 94 года
0:20 Утром опять ехать в Боровичи. Магомет попросил наведаться на ликероводочный завод. Век бы мне его не видеть. Придется бросать свои дела и кидаться в пучину дел чужих и чуждых. А я так мечтал о неторопливой работе!
8:10 Чуть не проспал. Точнее сказать — проспал, но электричка пришла позднее, и я на ее успел, успев, однако, завестись сам и завести Люду.
Ничего с собой не взял. Еду пустым, голодным и злым. Зол я на весь белый свет и на себя в особенности. Ну почему я должен откладывать свои дела и мчаться исполнять чужие? Отсюда и все
11:30 Поводом для досады и злости более чем достаточно. Алексей Васильевич оказался с похмелья, тяга у самосвала лопнула и он сказал, что тягу почить пара пустяков, но за гайкой надо идти в Порыхалово, а это километра три туда, да столько же обратно… Управляющего на месте не оказалось, из Гарей никто не приехал… Какой-то идиотизм. В довершении всего не работает связь и до Малой Вишеры не дозвониться. Я даже не могу предупредить Костю, чтобы он выехал сам, не дожидаясь меня. Вчера я посулил, что заеду за ним. А получилась такая нескладица.
Двенадцать часов, а мы еще только в Веребье. Стоим здесь уже полчаса. Половина первого. Чтобы коротать время и отвлечься от дурных мыслей по поводу напрасно потраченного времени, разговариваем с Игорем Яковлевичем об искусстве. Он, оказывается, увлекался в детстве рисованием.
В Оксочах меня укусила оса
22 сентября 94 года
Новгород. Костя с Кочевником и его английским другом Грэмом, оказавшимся моим одногодком, целый день колесят по городу, а я пытаюсь между делом сделать свои дела. Позвонил в управление лесами, договорился о встрече с Николаем Станиславовичем Иваньковым.
23 сентября 94 года
21:40 Уезжаю с Московским поездом. Витя Селиверстов весь день пудрил мозги, обещал отвезти в Вишеру, но так и не отвез. От этой поездки остался у меня почему-то неприятный осадок.
Бабушка подсела ко мне: “Молодой человек, что вы пишете? Конспекты?” Мне 76 лет, я старше Ленинграда… И ни с того, ни с сего рассказа как она задержала в Ленинграде “опасного рецидивиста”. “Идет молодой человек, в галстуке и лакированных ботинках. А я говорю милиционеру: “Задержите этого молодого человека меня интуиция не подводит”. Задержали. Оказалось 3 года его разыскивали. Девочек насиловал
Александр Блок похоронен на Смоленском кладбище, Пушкина няня Арина Родионовна, Борис Борисович Пиотровский — директор Эрмитажа, сорок священников, заживо похороненных коммунистами и сатанистами…
Проводник: “Привык ночью не спать. И дома так. Когда думаю ложиться? В Бологом? Нет, лучше до Калинина досижу.
Одиннадцать часов. Дома буду через час.
Чудово. Поезд стоит теперь здесь всего пять минут. Скоро тронемся. Ночь, разбавленная у вокзала слабым светом фонарей, пялится в темноту освещенными окнами.
24 сентября 94 года
Субботние хождения по магазинам. Вдоль улицы Революции по-прежнему выстраиваются торговцы из Белоруссии, предлагающие самый разношерстный товар.
Боря Никитин умер. ….
У меня остались его стихи.
25 сентября 94 года
Костя приехал с семичасовой электричкой. Вчера звонила Джиллиан Холт….
С 19 по 22 октября она будет в Ленинграде в гостинице “Санкт-Петербург”. Наверное мы туда поедем.
Звонили вчера из Кунгура. Очень долго и неторопливо разговаривали с Эдиком, Ульяной и Таней. …
26 сентября 94 года
11:00 Собираюсь домой на трехчасовой электричке. О лесничем так и не написал, уткнувшись в банальности, из которых я так и не сумел выбраться. М.б. напишу дома, если, конечно, все-таки поеду
16:30 Окуловка
19:50 Опеченский Посад я застал в сумерках догорающего дня. Под ногами элегически шуршали сухие листья, клены сыпали на ветру (неразб.)
27 сентября 94 года
13:50 Воздвижение. Мама пришла со службы усталая, но просветленная и довольная тем, что побыла в церкви и что наварила для отца Алексея и хора щей
{Из записной книжки
И душа, бывает, устает также, как и тело, не в силах вынести, навьюченный на нее тяжелый груз повседневных грехов
Пять часов вечера, а уже темнеет. Дождь наполнил примолкший лес шорохом и шелестом. Я сижу под старой елкой, привалясь спиной к её столетнему шершавому стволу и гляжу в небо, серое и сумрачное к ночи. Только что по Ефремовской дороге прогнали стадо, и сейчас еще слышится хриплый мат пастуха и усталое коровье мычание
Корзинка с грибами стоит рядом. Я поглядываю на нее и не верю, что я нашел столько белых и подосиновиков.
Сердце ноет, а у меня, как на грех, ни валидола, ни валерьянки.
}
28 сентября 94 года
9:35 Хмурая, неприветливая Окуловка. Дождь моросит. Типичный осенний дождь, которому не видно конца, как не видно конца беспричинной тоске, не отпускающей меня в последнее время. Даже лес, а я отдал ему вчера часа три, не избавил меня от нее. Господи! Как тяжело! В ночь мне опять уезжать. Утром Кочевник встретит меня с поезда, и мы поедем в Демянск и Марево. Второй год там рвут шахтные ракеты и бросают все, что он них остается на произвол судьбы. И тащат там, конечно, все, кому не лень, и дорогостоящий кабель из чистейшей меди, и нержавеющую сталь, и никель, и свинец… Гонцы едут из Прибалтики (оттуда больше всего), и изо всех уголков бывшего могучего Союза. Со знанием дела, и никого не боясь, они снимают с покореженных ракет все, что им нужно и увозят, благо дороги к точкам превосходные — из железобетона. Местные старатели тоже не отстают, терзая ракетные прииски кто как может. Два пацана в разных района погибли, сунувшись в необесточенные шахты. Символическая охрана остановить от набегов не в состоянии.
11:05 Электричка остановилась на неопределенное время. И время как будто бы тоже остановилось
Заполняю его чем могу: читаю, набрасываю план на день, думаю
29 сентября 94 года
1:30 Уезжаю в Новгород. Билет купил в плацкартный вагон, который обошелся мне в 6 тысяч 200 рублей, а очутился в купейном. Тот оказался нерабочим. Так объяснила проводница, приютившая меня в этих роскошных дорожных аппартаментах с белыми занавесками на окнах и лампочкой в изголовье, при тусклом свете коей я и веду эти дорожные записки. За окном кубарем катится в сизых тучах бледный рожок умирающего месяца, мечутся под фонарем отросшие за лето липы…
Поехали. Довольно приятно обитать в пустом купе, где никто пока что не мешает писать, читать, думать…
4:40 Подбираемся к Новгороду. Три часа сна все же освежили меня, и теперь я без содрогания думаю о том, что ехать еще далеко и долго и что неизвестно когда я вернусь и высплюсь наконец по-настоящему
7:45 Новгород. Еще совсем темно и, если бы не фонари, казенно моргающие в ночи, можно было подумать, что город навсегда поглотила тьма египетская. Саша заправляется соляркой, а я сижу в темной и холодной кабине “Форда” и наблюдаю как колышется в желтом свете фонарей придорожная трава и мертво темнеет провалами окон недостроенное здание
8:30 Демянск. Дождь.
{Вклейка
Я пишу эти записки в пустой и холодной избе на краю деревни Холмы. Единственная лампочка, густо засиженная мухами, обливает мое временное пристанище мутным болезненным светом, который не достает углов, замирая на грязном, затоптанном полу в изрядном от нее отдалении. В окна без занавесок таращится ночь.
}
18:55 Деревня Холмы. Большой, запущенный дом с нежилым запахом пыли и сырости. Холодно, как в погребе. С потолка в красном углу монотонно капает на пол дождевая вода. Убогая обстановка жилища нагоняет такую тоску, такую печаль, какой не помню я с раннего детства. Господи, до чего же доведена бедная моя Родина! В сравнении с тем, что я сегодня увидел это особенно дико. Многомиллионные ракетные комплексы с шахтами, громадным подземным хозяйством, коммуникациями, казармами и пультами, напичканными электроникой взорваны по программе ОСВ-2 и превращены в груду искореженного металла. Все там брошено, растащено, разорено… А
30 сентября 94 года
10:35 Валдай. Саша с Олегом и Людмилой Ивановной уехали в деревню Ярцево разбираться с жалобой, а меня оставили в земельном комитете, как больного. Ночь я отмучился почти без сна, а утром встал с сильнейшей головной болью. Она и сейчас при мне. Правый висок раскалывается на части, тошнота подступает к горлу