1 октября 94 года
Суббота. Приехал Павлик с Любытинским автобусом. Дождь льет, как из ведра. Лежу пластом и слушаю как шумит он за окном, как барабанит по карнизу и шелестит в листве еще не облетевшей осины. Голова болит. Давление подпрыгнуло до опасной черты и никак не снижается, несмотря на уколы и таблетки.
2 октября 94 года
Сегодня уже лучше. Ночь была просто кошмарной. От дичайшей головной боли, паутиной обхватывающей мозг, я едва ли не терял сознание и стонал, боясь разбудить весь дом. Господи, до чего же тошно! Прости меня, господи, за все мои грехи!
Приходила Таня Анфимова с печальным известием о смерти Владимира Андреевича Гусева, а у меня даже сил не было на то, чтобы встать с постели и посидеть с гостьей. Но это было, кажется, вчера. А сегодня уехали Костя с Павликом. В тот же день и той же электричкой в Новгород отправилась Ира.
3 октября 94 года
О кровавых событиях прошлого года лгут или молчат по радио и дают слово тем, кто лгал и передергивал год тому назад. Тошно слышать это.
Утром еще ломило левый висок, но к вечеру стало легче и я боюсь лаже признаться в этом — так измотала меня болезнь.
Вечером: ни жданно, ни гаданно явился Валера Мингалев с гостинцами из Опеченского Посада. Он привез мешок картошки, луку, капусты, моркови и свеклы. Накормили ужином, предложили переночевать, но он, посмотрев 1 серию “Спрута — 6”, отправился дальше.
4 октября 94 года
1:20 Надо бы работать, но я еще слаб и панически боюсь возвращения головной боли. Я даже читать не мог в эти дни, и, стянув лог платком, одним глазом по несколько строчек выхватывал из Паустовского, потом, спустя время, еще и еще
18:30 Голова все еще побаливает. Пытаюсь работать, для начала разобрал бумаги на столе. Но работа не идет. Я косноязычен, забывчив и рассеян. И дело тут не только в болезни. Любой пустяк выбивает меня из колеи. Телефонный звонок, например, или топот ног на лестнице
5 октября 94 года
2:30 Когда болезнь, в очередной раз, оттрепав меня, отпускает, я невольно думаю: надолго ли? В последнее время слишком часто она догоняет меня и все труднее отделаться от нее, перемочь. Вот и теперь: отошла голова, заболел бок левый, да так сильно, что я места себе не нахожу.
22:55 Итак, я церковный сторож. В сторожке еще прохладно и ноги в ботинках пока что мерзнут. Но печку я затопил и надеюсь теперь согреться.
Почему-то ужасно хочется спать. Или, по крайней мере, умыться и напиться крепкого чаю. Но умыться негде, а вместо чая в термосе моем кипяток с яблоками.
Тихо. Ночь сегодня морозная, звездная. Железная крыша церкви заиндевела и матово отсвечивает в свете фонарей.
6 октября 94 года
1:00 Вышел на улицу, обошел церковь со стороны бани, умылся из железной бочки, ощутив жгучий холод пахнущей болотом воды. Звездные россыпи легли над головой.
6:50 Светает. Тихо и ясно будет сегодня.
9:00 Седая от инея трава серебрится на солнце. Заиндевелый величественный лес. Молодые сосны точно выведены искусным гравером на металле. Болота точно снегом занесены — так крепок и густ был побивший мхи и травы иней. Благословенное утро.
Трава переливами. Там, где иней еще не подтаял, она дымчато зеленая, а на солнце она уже…
Опеченский Посад. Добрался я вполне благополучно. На Ровенский автобус, правда, опоздал, дожидаясь следующего не стал, через весь город отправился пешком и на перекрестке сел на попутку
{Из записной книжки
Разрозненные впечатления дня рассыпались, как звезды над головой. Река несет этот звездный избыток на своих плечах и все никак не может умалить сияющего изобилия небесной пустоты.
Это слишком пересахаренная фраза годится только для дневников, как черновой вариант недодуманной мысли.
Умер еще один опеченский житель — Кухоткин Сергей Петрович. В человеческом ряду возникла еще одна прореха. Последний лодочник, оставив остов недостроенного челна, отправился в вечное путешествие. Никто теперь в Посаде лодку не сделает. Оборвалась еще одна мало кому заметное жизнь, связывавшая настоящее с прошлым. Исторический колорит Опеченского Посада осыпается как штукатурка с фасада.
Все это, разумеется, не то.
Ходили с Наташей на кладбище. Время уже было вечернее, на кладбище не было ни души, и слышно было как в полной тишине с безвольным шорохом облетают листья со старых берез.
Недавним ураганом одну из берез обломала со всех сторон. Один громадный сук упал на чью то могилу у ограды, другой повис на одной перевести и готов любую минуту рухнуть вниз.
}
7 октября 94 года
Утро было холодным и мозглым. И пока я ждал автобуса на Боровичи, замерз. Не лучше было и в Боровичах, где я провел часа четыре в беготне по ликеро-водочному заводу. Домой добирался, как и вчера, попутками. Шофер попался мне на редкость словоохотливый. О чем мы только не говорили! О цене на кофе, а преимуществах индийского чая, о котлетах из лосятины, о кормление кур и кроликов… Говорил, конечно же он, а я вежливо поддакивал и молчал— слушая готовое.
Вечером не удержался, сбегал часа на два в лес, поразивший меня уже совсем иной, глухой тишиной, он поблек красками, примолк, стал прозрачен. Грибы точно удалились, повинуясь молчаливому уговору. Побитые морозом мухоморы почернели и завалились, кое-где из мха торчали перестоявшие моховики, подберезовики с мороза отводенели и скуксились. Я вознамерился было прогуляться без всякой цели, не надеясь на грибы, и тут вдруг увидел белый, потом еще один, еще и еще… Пять белых нашел я на борах по пути к ефремовской дороге.
8 октября 94 года
11:20 Всю дорогу ехали довольно резво, но вот на подъезде к Бурге нас остановили и по всей видимости надолго. Утро сегодня было на редкость ясным. береза на берегу сияли золотым сиянием, по реке плыли золотые кружочки листьев, листья нетронуто лежали на дороге, на набережной…
Чужие разговоры лезут в уши, ничем от них не защититься. У кого какая жена, какие дети, кто где работает. Едут, скорее всего, учителя. Они-то и разговаривают между собой обо всем этом, я вынужден всё это выслушивать.
9 октября 94 года
02:00 В сторожке тепло и тихо. Если, конечно, не считать грохота проходящих поездов. Только что проводил Володю Михайлова до поворота на Кузьминскую. Он приехал вечером. Он привез зарплату за август и пачку газет. В одной из них мой материал. “Солдатские тени в хвойном строю”.
Костя с Павликом приехали в сопровождении Веры Лучиной и Саши. Шумная за столица с выпивкой и курением табаку. Вера с сыном удалились часов в восемь вечера.
10 октября 94 года
Понедельник. Солнечный пригожий день. Осина еще не совсем облетела и тихо сияет золотой листвой. Весь день ушел на разговоры и гулянье по городу, сходили с Володей в редакцию, зашли в библиотеку, в книжный магазин…
Костя с Павликом уехали на первом автобусе. Билеты я им покупал вчера сразу после дежурства. Отец Дмитрий вчера предложил нам попариться в бане, и мы с Володей при тусклом свете церковных свечей плескались там и парились, сидя на неудобном из вагонки сделанном, полке.
11 октября 94 года
Еще одно дежурство. В сторожке жарко. С дровами я, пожалуй, перестарался. Печка пышет жаром. А на улице дождь моросит, сыро и ветрено.
Так же сыро и ветрено было сегодня в Горнешно, куда мы добрались уже под вечер. Электрички на 12:50 не было и нам пришлось ехать в половине третьего. Володя был под хмельком,— бормотушничал с Мишей Зиминовым.
В Горнешно мы пробирались дорогой, с блокпоста, а обратно возвращались по лавам вдоль озера. Заметно темнело, трава желтым сиянием обнимала осиновые плахи, едва различимые в этой странный болотистой траве, столь причудливо окрашенной, что невольно наводило на мысль о нереальности происходящего. Да и в пору тут было усомниться: озеро, вровень с берегами, церковь на старом погосте в желтом кружеве старых берез, молодой сосняк, запах багульника, мхов и хвои, робкое попискивание синиц… И над всем этим холодное сумрачное небо пятна заката… Стылые дали, баньки на берегу, древний запах дыма и копоти, вросшие в землю лодки, шорох осоки, запах ила и водорослей… Цыган Ручкин Михаил,- бородатый, с проседью, мужик в фуфайке, сапогах и шляпе. за пазухой он держал смешного, толстомордого щенка. “У меня есть колокол. Размером с ведро…”
12 октября 94 года
Ветер носит по городу листву, безжалостно обдирая ее с деревьев. Кленовые листья летели вверх и долго кружились, как желтые и красные парашюты, прежде чем пасть на землю
Володя приходил с утра. Уехал он скорее всего с “Юностью”
Павлик с Костей (не сглазить бы!) получают общежитие в бывшей библиотеке на первом этаже той самой общаги, в которой жил я. судя по всему, повезло им совершенно случайно, если, конечно, в дело это не вмешался Донченко.
Павлику вчера исполнилось 18 лет.
Я никак не могу включиться в работу.
13 октября 94 года
15:30 На осине не осталось и полутора десятков листьев. Сквозь редкую сетку мокрых ее ветвей, с каплями дождя, как на ладони, видна железная дорога.
23:05 Сегодня я дежурю вне очереди. Холодно. Дождь хлещет. Закрыл ворота на замок, печку растопил, разложил книги на столе, приготовился работать.
Отец Дмитрий приходил. “В прошлом году, вот в этом, который еще идет, восемь детей умерло и погибло. и большинство некрещеные. Двоих детишек только отпевал с начала года
“Пост есть узда для греха”
14 октября 94 года
Люда уехала. Проводил ее на Самарский поезд, зашел в редакцию, где провел в праздных разговорах часа три. Впереди у меня был целый вечер, но я почему-то распорядился им на редкость бездарно. Включил телевизор и приклеился к нему, как жук к патоке. Смотрел все подряд, дремал, снова смотрел, снова дремал… Книги остались на столе нетронутыми, бумаги— неразобранными.
А ведь я собирался продолжить свой позабытый роман и даже что-то такое открывалась мне впереди. что-то забытое, неясное, что притягивало к себе этой неясностью.
Сегодня Покров Пресвятой Богородицы.
Вечером звонила Джиллиан Холт.
15 октября 94 года
Суббота. На четырехчасовой электричке приехал Костя, сильно похудевший, уставший. В общежитие они еще не перебрались. Ему для этого надо сдать справки и получить постельное белье. Поселили их пока что в изоляторе.
Оказывается, общежитие дали им потому, что Костя помог принести какие-то столы. Женщина, попросившая об этом, оказалась начальником отдела общежитий. Они выяснили это, когда пришли с Павликом просить жильё. Костю она узнала, заулыбалась. “Как таким мальчиком не помочь?”
16 октября 94 года
Утро выдалось снежное и студеное. Я выглянул в окно и поразился: там все было белым-бело от снега, повалившего из сизой, провисшей тучи.
Сбегал на автостанцию, купил Косте билет на вечерний автобус, хлеба купил по дороге. Было очень холодно, но снег к тому времени уже стаял, оставив после себя сырость и слякоть. В городе было точно не прибрано. Торговцев на улице Революции было мало, покупателей— еще меньше
Люда приехала с Новороссийским поездом. У меня от чего-то разболелась голова. Типичная для меня паутинная боль, которая вполне могла развернуться этак на недельку. Проглотил (какие нашел) таблетки и мало-помалу в голове моей настало долгожданное прояснение.
17 октября 94 года
01:45 Костю проводил на автобус, он давно в Новгороде из сейчас сном праведника. Что-то с ним происходит сейчас о чем я могу только догадываться.
Поздно вечером. Затопил печку, прошелся вокруг церкви и, оставляя на свежем, чуть примерзшим снегу, свои следы. Тихо пока что. Только бы работать. Но работать, увы, не могу болят зубы и дальше больше
18 октября 94 года
01:45 Зубы ломит. Нет никакого спасения. Спать хотел, но прилег и не уснуть— зубная боль не дает покою. глаза же все равно слипаются и мысли туманны и расплывчаты, как у сонного.
О чем я думал сегодня? О будущем романе, действие которого разворачивается в моем прошлом. О том, что сегодняшний студёный понедельник, осыпавший с листьев последнюю листву и побеливший снегом крыши и дворы, хорошо бы целиком перенести в этот “роман без начала и конца”. Чем, кстати, не название?
“Роман без начала и конца”
И разговор с Валей Базановой, который свёлся исключительно к воспоминаниям моим о детстве и юности, тоже вполне мог войти туда вместе с Валей, самоваром и чаепитием у осеннего окна, за которым то разгоралась, то гасло робкое октябрьское солнце. А вспоминал я Рудольфа Михайловича (царство ему небесное !), и нашу незабвенную француженку, которую Вовка Куразов почему-то прозвал Фрау. Как же звали ее? Тамара Васильевна? Пусть будет так. Она была необыкновенным легка, легка и обольстительна, что я понимаю только теперь, задним числом.
16:10 холодно. Снег идет.
20:50 Ужасная весть: у Тани Савиных рак, поражена вся костная система… Звонили Тараскины из Москвы, Валя в слезах, говорить не может. Люда поедет в Ленинград в пятницу. Бедная, бедная Таня…
19 октября 94 года
17:15 Снег так и лежит. Сижу за машинкой, пытаясь одолеть материал из демянской поездки. не хватает мне репортёрской простоты, всюду, к месту и не к месту, я суюсь с литературными мерилами, шлифуя фразы, которая в шлифовке этой совсем не нуждаются. Потому и пишу медленно.
Звонил Наташе Павловой. С Таней она разговаривала по телефону. Ну каково ее самочувствие— этого она не знает.
20 октября 94 года
01:25 Проводил в Славика Новикова до гостиницы, где он обитает в третьем “нумере”. Человеком он оказался высшей степени серьезным и солидным. кто скажет, что смолоду его звали Славиком-Колбасником? Поговорить с ним было интересно. Витя Селиверстов, оказавшийся у нас по случаю, заговорил с ним о машинах и запчастях. И в этом они были удивительно единодушны.
12:30 Новгород. Ясный солнечный день с морозцем и легкими июльскими облаками. Не верится, что в эту радостную пору кому-то тяжко и свет белый не мил. бедная таня умирает и сознавать это так тяжело, что у меня все валится из рук, и и не могу я не думать о Тане и ее нечеловеческих страданиях. Помоги ей, Господи.
Я пишу все это в Сашином “Форде” у проходной комбикормового завода
17:35 Костю я до сих пор так и не разыскал. У Лучиных они давно не появлялись, а в какой комнате поселили их никто не знает.
21 октября 94 года
10:30 Русскому человеку легче собственную нищету вынести нежели нищету отечества
Поздно вечером. Санкт-Петербург вымотал меня и не тем, конечно, что состоял он из пестрого калейдоскопа ветра, разговоров, улыбок и кивков. Зрелище страдающего человека невыносимо. От беспомощности готов завыть, но что это изменит?
22 октября 94 года
12:00 Скоро нам уезжать. Люда остается до завтра. Джиллиан Холт оказалась маленькой женщиной сорока шести лет, о чем я узнал от нее же, очень разговорчивой, улыбчивой
23 октября 94 года
Последнее дежурство. От работы в церкви пришлось мне отказаться. Времени не хватает, и без того раздерганный день на куски. Вот и сегодня мне лучше бы поработать дома, а я отправился сюда. Ворота были уже заперты и мне пришлось перелезать через забор.
Костя с Павликом уехали на электричке в 14:30. Люда приехала в двенадцатом часу.
24 октября 94 года
06:15 Сторожка, натопленная с вечера, потихоньку выстывает. Сонливость, вялость, утренняя маета мешает думать ясно.
“… Чем больше стареешь, тем больше приучаешься ценить прочность дружеских отношений в этом непрочном, неверным, призрачном мире…
Если мы видим грех, значит сами причастны к нему, и именно к этому греху. Осуждает ли ребенок кого за разврат? Он его не может видеть. То, что мы видим,— мы отчасти имеем”
Свящ. священник Александр Ельчанинов
“пугает течение времени— когда стоишь на месте. Надо погрузиться в глубину где время безразлично.”
“Счастье не есть самоцель. Запятой оно— производное от правильной жизни. будет правильно построена жизнь, будет и счастье: о правильная жизнь— это праведная жизнь.”
25 октября 94 года
Потеплело. Морозы спали и сегодня к вечеру даже пролился по-летнему короткий дождь.
Вечером звонил отец Дмитрий, окрыленный новой идеей— создать общество любителей старины. Кроме него и меня будет там Леонид Федорович Котов. Он уже нашел в архивах списки расстрелянных священников.
26 октября 94 года
06:25 Первая электричка. За окнами темень кромешная и редкие фонари, бледно мигающие то здесь, то там и никак не разгоняющие тьму.
В Вербье меня будет ждать Алексей Васильевич и дальше мы покатим (если все сложится благополучно) по Любытинской дороге на Боровичи. До Передок я так и не дозвонился вчера, равно как и до Мошенского. Еду наобум святых и не знаю ждут ли меня.
Ничего не успеваю. Жизнь лишилась радости.
17:30 Боровенка. Алексей Васильевич довез меня, увы, только до сего населенного пункта в коем я и пребываю в ожидании электрички. грязный и холодный вокзал с потолками, уходящими в небеса, гулок и пуст. Кроме меня в разных углах обретаются еще два таких же зачуханных пассажира. От нечего делать прошелся по магазинам, купил зачем-то французские замок с защелкой за десять тысяч целковых и разных пустяков еще на семь тысяч. Точно деньги мне девать некуда.
Тяжко и горестно на душе. Ничего я не успеваю, все проходит мимо меня и нет уж никаких сил на то, чтобы смотреть на мир радостными глазами. Газетные дела мои в загоне. За два дня мне надо написать две статьи, перепечатать людины бумаге и переделать кучу мелких дел. Успею ли? В суете и спешке писать я не умею, а для неторопливого обдумывания времени не остается. нода садиться за машинку и долбить, долбить…
Скоро подойдет электричка. Дома я буду в лучшем случае в восьмом часу.
18:30 Электричка пришла с получасовым опозданием. После сырой промозглой стужи улицы электричка кажется верхом уюта
27 октября 94 года
Получил немного денег за передскую поездку. Есть на что ехать в Москву.
…
28 октября 94 года
23:40 Дождь идет. На вокзале тихо и малолюдно. Билет до Москвы купил днем. Ехать нам с Костей придется в разных вагонах: он в седьмом а я— во втором.
…
29 октября 94 года
Москва встретила нас дождем и слякотью. Дождь лил весь день, не переставая. В гости к Елене Ильиничне мы умудрились опоздать на 15 минут. В сборе было все семейство и даже Ирина приехала специально для того, чтобы повидаться с Костей. Просидели мы у них до четырех вечера. В половине пятого встретились в метро со Славиком и отправились в редакцию. С большим трудом нашли Сабиновский переулок …. Побыли там около часу и поехали к Володе.
30 октября 94 года
Воскресенье. Костя домой не заехал, отправился дальше, в Новгород. Что ж, он волен теперь распоряжаться собой и своим временем. Родительское вмешательство уже мешает.
…
31 октября 94 года
Сделал три информации. Завтра надо бы их отправить.
…