1 мая 94 года
00:55 “Христос воскресе!” “Воистину воскресе!” слова эти, сказанные со ступенек церкви святителя Николая и нестройно повторенные старушками…
Начал писать заведомо литературно и застрял, почувствовав фальшь за жалкой попыткой писать, как в книгах. Ничего из этого не выйдет. Пустая затея – изображать свою жизнь по чужим чертежам. Никому не нужно такое рифмоплетство и меньше всего— мне.
Вечером. Погода испортилась. В восемь часов утра уже шумел за окнами дождь и не верилось, что ночь была такой тихой, что свечи, зажженные для крестного хода, не гасли пока люди обходили церковь, спотыкаясь о камни и строительный мусор. Народу было много, но молящихся и слушающих небесный голос отца Николая, среди них было немного и все они стояли ближе к бедному (если не сказать хуже) алтарю, состоящему из нескольких икон и царских врат на скорую руку и довольно нескландно сделанных из некрашеных досок. Остальная публика шумела, толкалась, переговаривалась и любопытно озиралась по сторонам. Местный бомонд … был выражен как на светский раут.
Холода завернули. До Опеченского Посада я добрался часам к одиннадцати, час провисев в битком набитом перелучском автобусе. Дорогой шофер подбирал все попутчиков и ехали мы поэтому так долго и муторно. Толя Новиков обливался потом и говорил, что ему все надоела и что от так устал, что жить не хочется. “Ребенок маленький, – дома, три года всего… Нинка более, все на мне…” Выглядел Толя и впрямь неважно
Вода во Мсте все еще большая. Вдоль всей набережной выстроились рыбаки с длинными удочками. Река несклась широко и вольно
3 мая 94 года
20:00 Наиля Изхакова убили в подъезде дома на Богатырском проспекте. Нашли его в лифте с шестью огнестрельными ранениями.
Работа на ум не идет, застрявшая на полуслове фраза мозолит глаза недосказанностью и я невольно вспоминаю Наиля живым и невредимым. Как ни мало я его знал, как ни редки были наши с ним встречи, кажется, что знал я его давным-давно – так много скопилось в памяти моей всяких, связанных с ним мелочей
4 мая 94 года
08:55 Очень холодно. Народу на автостанции на удивление немного, и билет я купил безо всяких хлопот.
09:45 В Окуловке, кажется, еще холоднее, чем Боровичах. В зале ожидания моют пол, пахнет мокрой пылью и грязной тряпкой. Уборщицы, как хоккеисты на льду, бесцеремонно орудуют швабрами, задевая и рассеивая неорганизованную толпу пассажиров.
В Опеченском автобусе меня тронул за рукав Семен Андреевич Ушанов. Он сидел с неизменным своим портфелем на коленях, ручка которого подвязана проволокой. “Как дела, С.А.?” – спросил я его. “Еду в Боровичи. Медведь у меня охрип. Бумажный динамик за зиму намок, в милиции обещали мегафон, этому ничего не будет. Дамбу у меня чуть не смыло. Из Боровичей две машины щебеня и песку привезли. Щебенка вон с кулак. Поверху подсыпал. Еще бы немного, и через край вода бы пошла. большой был нынче разлив…”
– Да брось ты, воды столько, сколько и в прошлом году. Ну, может быть сантиметров на пять побольше. Задиристо возразил ему меднолиций крепкий мужик с той стороны (фамилию его я, к сожалению, не помню) С.А. не согласился и они заспорили
5 мая 94 года
День печати— упраздненный нынче праздник— прошёл для меня тихо и неприметно. В редакцию я не пошёл, ограничившись разговором с Валей. Поздравил ее по телефону
6 мая 94 года
Моросил дождь, когда я проснулся и глянул в окно, открывшее взору моему мокрые цистерны, пасмурные заборы и жалкую ненастоящую зелень, едва-едва напомнившую о себе и замерзшую от холодов. В такое утро хорошо и радостно работается, если все готово и стол похож на плацдарм, где вот-вот развержется генеральное сражение. Я, увы, отступил с завоеванных позиций, ни на шаг не продвинув вперед значит статью.
Вечером сходили к Зиминовым. Поздравили Мишу с днем рождения (он у него завтра), подарили имениннику Набокова, Андрэ Моруа, Конст.Воробьева и книжку об отношениях Тургенева и Полины Виардо. Скучное, неинтересное застолье было по счастью непродолжительным.
7 мая 94 года
03:00 В шесть часов вставать. Люда уезжает в Мошенское, я, поколебавшись, решил остаться и поработать. Дел у меня так много, что я и не знаю как с ними разберусь.
Руслан (я звонил ему днём) издал книжку своих стихов, а у меня пока что все ни с места.
8 мая 94 года
16:50 Солнце печет. Из радиопередачи: “до войны в СССР было ~24 тысяч колхозов. Более трети продукции государство забирало за бесценок. 60% РККА – кр-не, 10% колхозников выбивало в год войны. 60% Героев Сов. Союза из кр-н. Партизаны контролировали около 200 тыс. кв. км. террит. Это Англия, Дания и Бельгия вместе взятые. 24 миллиарда рублей собрано на армии в годы войны половина— от кр-н”
Опеченский Посад. Совершенно неожиданно для себя очутился дома. Витя Селиверстов привез на новой, на днях купленной машине. Ехали через Любытино по пустой и безлюдной дороге. Часам к восьми (а выехали мы поздно и я впопыхах забыл часы, поэтому говорю так приблизительно) прибыли на место. дорога я развлекал Виктора с Людмилой краеведческими байками. Они уже спят— корабельный хронометр показывает половину второго и, строго говоря, наступил уже следующий день, то есть
9 мая 94 года
Ночь тиха и прохладна, с улицы не доносится ни звука, как и должно столь глухую пору. Я не сплю. зябну себе помаленьку тесной комнате своей и еще не вполне отдаю себе отчёт, что я дома и что днём будет праздник и что нам надо уезжать.
Иверский монастырь
От турбазы осталась волейбольная площадка, качели в углу. заросли сирени, рябины и кипариса. Рыжая собака,(неразб.). Петух заголосил.
“Была лошадка. плод большой— ожирела. Плода не принесла. Плода не принесла и сама истратилась”
Отец Стефан (неразб.) 3й год здесь. Приехали в февр. На Блаженную Ксению (?). Холодно – снег и ветер. Ни утвари, ни облачения нет. Чашу, книги взял… Дети с цветов (неразб.) приходили. Трудились. Воды, тепла, свету не было. Привез с собой икону. Молился. 4 человека у меня. Двое в саду навоз разбрасывают: Женя и Саша.
10 мая 94 года
День прошел впустую, если не считать того, что я вычитал наконец-то напечатанные в Мошенском рассказы. Странное чувство отстраненности испытываю я, когда читаю то, что сам когда-то выдумал. Мне уже не верится, что это я.
“Начало премудрости— страх Господень.”
Ни страхом, ни угрозой, а молитвою руководствуясь. Инок-иной образ жизни. На Всенощную две женщины с Новой Ладоги приезжали, всю службу простояли. Ночь была тихая, даже свечи не погасли.
11 мая 94 года
Все проходит… прошел и этот день, унесший надежды прожить его пристойно и вот передо мной ночь в течение которой я должен перепечатать рассказ (хотя бы один) для Руслана
Путешествие в Иверский монастырь. Ехали на львовском автобусе. утром было прохладно, днем разогрела и на солнце у меня разболелась голова. Это было уже в боровичах, куда мы заезжали в церковь Св. Параскевы.
Прохладные хвойные сумерки. Влажное дыхание озера. Крашеные синей краской скамейки. Краска уже облупилась. Громадные, в три обхвата, вязы, липы и тополя. Монах в дорогих джинсах, холеный, полный, с длинными волосами, стянутыми косицей, вышел из братского корпуса, благоухая дорогим одеколоном
12 мая 94 года
В “Провинциале” прочитал что Витя Седельников умер на пятидесятом году жизни. Царство ему небесное! Упокой господи душу его грешную
13 мая 94 года
Новгород. Ехали с Володей в полупустом “Икарусе” и дрожали от холода. Утро сегодня “порадовало” нулевой температурой при совершенно ясном голубом небе. Посмотреть в окно, так и не поверишь, что наступили черемуховые холода.
Володя затащил меня в “Ведомости” где встретили меня неожиданного приветливо. “Кто к нам пришел!” “Где работаешь и не собираешься ли к нам?” Колотнеча предложила посредничество между мной и редактором, и я, смирив гордыню, поднялся в кабинет Володи Дмитриева. На работу к нему я не просился, сказал, что зашел на огонёк, что дела в “Провинциале” складываются неважно, но что жить пока что можно, и на том спасибо. Володя ничего не обещал, сказал, что подумает, как меня использовать. На том мы и расстались и я направился к Руслану, а он принялся куда-то звонить.
В “Провинциале” получил зарплату и отпускные, что составило в сумме чуть больше шестидесяти тысяч. Я рад и этим деньгам, потому, что замучило безденежье. С Колей встретился, хотя и не искал с ним встречи. Сегодня он был необычайно приветлив. Из Лондона ему пришел какой-то факс и он решил, что это с моей и Костиной подачи. Я не стал разуверять Колю и сказал, что всякое может быть…
Зашел к Андрею Колодину, но он был занят, проявив, как всегда, всё своё радушие и максимум расположения, которым помешало только некстати собранное совещание… “Вот если б ты пришел минутой раньше, я бы все отменил.” Я успокоил его, пообещав обязательно приди в следующий раз. По телефону он сказал, что позвонит насчет Кости своему другу – мэру Уотфорда, но обещать ничего не может.
14 мая 94 года
04:40 Вторую ночь я не сплю и, когда пишу эти беглые записки в кабинете Руслана, отчетливо слышу в ушах легкий звон.
Вечером наконец-то навести Лавровых. Ольгу не застал, она ушла на поэтическое сборище в дом пионеров, зато имел возможность потолковать о рыбалку с повзрослевшим и выросшим Игорем. Алена разговаривала вполне спокойно, но середине разговора опять заплакала
10:00 Автобус на Малую Вишеру. Утром такое же ясное и холодное, какие оно было вчера.
15 мая 94 года
Воскресенье выдалось солнечным и холодным. За пределы комнаты я вышел только за водой на трубу. А все остальное время рылся в дневниках, выбирая все подходящее для книги. И, как ни странно, нашел. Память капризна. Но в капризах своих она бывает очень изобретательной.
Неожиданно для себя написал рассказа из старой дневниковой записи, сделанной 8 мая 89 года. То есть ровно пять лет тому назад. Рассказ небольшой, на две машинописных странички и меня он пока что не раздражает. “На берегу” – так я назвал его, вложив в рассказ двойной смысл.
16 мая 94 года
Понедельник. Льет дождь, зарядивший еще вчера ночью. Заоконный мир потускнел, лужи блестят на дороге и кажется, что там грязно и холодно. Но оказалось, что грязи этот дождь большой не принес и стужи не прибавил. На улице было свежо и прохладно. Я сходил к Мишке, уже успевшему огородить в одиночестве бутылку водки и по этой причине отяжелевшему. Разговора не получилось, да и какой разговор, когда один пьяный, а другой трезвый.
17 мая 94 года
Утром разбудил Кочевник, загадочно намекнувший на свои трудности и неожиданно пообещавший приехать. “Поговорить надо” – кратко объяснил он. Я приготовился ждать его, но он позвонил еще раз и сказал, что планы изменились и с поездкой ничего не выходит.
Потом (уже к вечеру) позвонил Сашка, спрашивал, как у нас дела и когда приедет Костя. Он собирается в начале июля привозить в Посад Ульяну с Эдиком. Работает он по прежнему от случая к случаю, где придется. Сказал, что с Мариной сейчас все хорошо.
А ночью позвонил Володя Михайлов и сказал, что газета у них выйдет в начале июня и спрашивал не передумал ли я пойти в собкора по Северо-Западу. “Сто долларов будут платить, если ничего не сорвется. Правда и отработка будет жесткая, которая будет засчитываться только по опубликованным материалам” Все это еще не точно и сильно обольщаться на сей счет я не буду.
18 мая 94 года
Третий час ночи, глаза слипаются, и толку от моего бдения уже никакого. Разве что в дневнике запишу не совсем твердой рукой очередную банальность и глупость. Я устал от самого себя и от собственных литературных потуг, которые убеждают меня только в одном: очень мало гожусь я для литературной работы
13:30 Опять дождь, хмуро и серо за окном и никуда не хочется идти.
15:35 Приехал …, пахнущий дымом, чумазый, побыл у меня ровным счетом минут десять и уехал. Ночь эту она провел на озере Спасском с какими-то медичками и ко мне заехал с конспиративными целями. Если что, мы были с ним на рыбалке. “Раньше я бегал за соблазнами, теперь – соблазны бегают от меня”.
19 мая 94 года
В Боровичах позвонил домой. Мама плачет навзрыд, у меня сердце оборвалось и заныло: “Володя, коровушка у нас заболела, с понедельника лежит, охает. Наверное резать придется… И у Васи неприятности… Ты знаешь о чем я говорю…”
Ехал я с тяжелым сердцем и сейчас, что бы ни делал, не оставляет беспокойство за маму. Вида я не подаю, занимаюсь делами, но от этого не легче
День выстоял солнечный, но холодный и ветреный. Нигде, кроме книжного магазина, я не был, да и не хотелось куда-то идти, вести бесполезные разговоры…
На автостанции встретил В. К.. Недавно мы виделись с ним в “Ведомостях” и В. рассказывал, что учится в академии управления, что завел 35 летнюю любовницу и ударился во все тяжкие. “Бороду вот сбрил, не замечаешь? Изменился. Я чувствую, что стал моложе и крепче…”
Спал вчера всего два часа, до четырех утра строчил на машинке и дело как будто бы пошло, тут бы и работать, но… надо ехать
20 мая 94 года
17:10 Дождь хлещет, не переставая, с самого утра. Холодно, тоскливо. Какой уже тут огород… Придется откладывать картофельные хлопоты до следующего раза.
Телефон на время отремонтировали, благодаря вмешательству администрации. Как ни дико звучит это словесное новообразование, но оно, однако, подействовало на строптивых связистов, которые “ремонтировали” бы наш телефон еще целую вечность.
Ветер воет за окном, дождь с мокрым шорохом стучит в окно и так кругом зябко и сыро, что поневоле передергивает от одной мысли, что в такую пору надо куда-то идти.
Позвонил домой. Слышно было плохо, и я понял только, что корове стало чуть полегче
21 мая 94 года
12:00 Автобус на Боровичи. Сырая, туманная хмарь сочится дождем, таким мелким, что его не разглядеть сквозь запотевшие автобусные стекла.
Опеченский Посад. В бане у Степановых я, кажется, угорел. Голова болит.
22 мая 94 года
Ужасно болит голова. Надо ехать и при одной мысли о дороге делается не по себе.
В Малую Вишеру я прибыл в седьмом часу вечера. Ветрено было и зябко. Вечером ходили в гости к Тане Анфимовой. … Неистовый Кари не давал покоя собачьими капризами
23 мая 94 года
20:00 Уезжаю в Новгород. Завтра семинар в писательской организации. Руслан позвонил и сказал, что лучше нам встретиться сегодня и все обговорить.
24 мая 94 года
11:50 Новгород. Холодно в писательской организации, как в склепе. Только, в отличие от склепа, здесь сильно накурено. Семинар начался с… хлопот вокруг неисправного туалета. Озабоченный Ковалев озабоченно бегал из комнаты в комнату, куда ты звонил и спрашивал вновь пришедших: “Вы не сантехник?…” Впрочем, все происходило не совсем так и я намеренно сгустил краски, воспользовавшись приемом смещения событий. На самом деле он спрашивал: “Вы не из Боровичей?” И в очередной раз на его вопрос кто-то, невидимый мне, сказал, что он сантехник, что вызвало дружный хохот
Народ на семинаре подобрался пёстрый и в основном значительно моложе менее: Ольга Лаврова, Анна Витушкина, молодой графоман Белов, со стихотворными опусами которого я вчера познакомился, красивая, прям таки мадам Гончарова, Лариса Ланская… Оказывается, раньше она работала корректором в “Новгородской правде”, вот почему мне показалось, что где-то я ее уже видел и она как бы тоже узнала меня.
Словом, я был тут из молодых писателей едва ли не самый старый, о чем и сказал, представившись корреспондентом “Провинциала” и сказав сколько мне лет.
Борис Степанович, устроившись на стуле перед “молодыми прозаиками”, коих оказалась всего трое (толстый, малоподвижный Козырев, дамочка лет тридцати – Лада Ефимова и я, грешный), сказал: “На меня больше всего произвели впечатление рукописи Владимира Краснова. Собственно, это готовый сборник маленьких рассказов…” это не помешало ему по упражняться на моем рассказе “Колесо”, в котором он обнаружил неточности.
25 мая 94 года
12:00 Холодно. Семинар все еще тянется, превратившись в долгую и нудную говорильню в клубах сигаретного дыма. Виктор Т.С. (неразб.) по второму кругу говорит то, что говорил вчера, и также длинной горячо. Ото всего этого да еще от сырой стужи, застоявшйеся в этих прокуренных стенах, меня неудержимо клонит в сон. Легли с Русланом поздно, в четвертом часу ночи, измусолив литературные темы до крайности и отвращения
Все здесь отваливается, все некрепко и хлипко, двери не закрываются и попытки закрыть их привозят к тому, что ручки отрываются и падают со звоном на пол.
26 мая 94 года
09:25 В десять назначено путешествие на теплоходе “Славия”. Руслан ушел по делам в писательскую организацию, скоро придет.
20:25 Не знаю с чего и начать историю сегодняшнего дня. Так много всего вместилось в него, что я в затруднении. Все скрутилось в какой-то клубок: парусная шхуна “Славия”, пьянка на палубе, стихи и анекдоты, песни и матерщина…
Глеб Александрович Горошин оказался высоким, худым стариком лет шестидесяти с хвостиком, одетым в серый ворсистый пиджак и легкомысленные джинсы линялых тонов. Седая шкиперская бородка придавала его стареющему лицу вид бравый и бывалый, что вполне соответствовало истине, потому что и говорить и водку пить он оказался горазд. И то, и другое он делал с одинаковым успехом. Рассказчиком он оказался прекраснейшим, с той неторопливой, медлительной вескостью в каждом слове, которая превращает всякий пустяк в анекдот или притчу
Пишу урывками, покуда поезд стоит минуту— другую. Вот опять притормозили где-то за Спасской Полистью, и снова ползем дальше. В вагоне душно, ехать еще почти два часа. Устал я за эти дни, измотался в чужих людях, изговорился, истрепался душевно и физически
22:20 Подъезжаем к Чудову. Подъехали. Стоим у перрона.
Вышли на улицу. Перрон в крапинках от дождя, прыснувшего точно понарошку
Г.А. рассказывал, как в одной деревне лечили мужика от цирроза печени таким экзотическим методом, которого и выдумать то невозможно. По совету вездесущего Марка Кострова поймали на озере щуку, притащили ее, живую, в избу и определили в таз с водой. Больной должен был посмотреть в рыбьи глаза, после чего их магнетическая сила должна вытянуть из больной печени гной, радикально излечив ее и обратив в здоровую. Бедный мужик усердно пялился в щучьи зенки, но… через два месяцу после Того все равно помер, о чем сам Костров Горошину и сообщил
Борис Степанович Романов назвал меня принародно открытием семинара, сказав, что мне пора издавать книгу рассказов, она, собственно, уже готова и надо только похлопотать насчет издания. Два моих рассказа “Падал снег” и “Вечером” пообещал напечатать в “Лит. России” надо только для Публикации представить фотографию 9х12 но только не официозную, при галстуке и застывшем взоре, а обычную.
На шхуне было весело и бестолково. На меня, по счастью, мало обращали внимание, и я отделался двумя глотками водки. В конце пути я уже обнимался с писателями, называвшими меня по свойский Володей, будучи совершенно трезвым, исключительно в ответ на их нежные чувства и заверения в дружбе
Славные ребята Дима и … , в одном купе с которыми я ехал, долго косились на меня и наконец, не выдержав, спросили: “Вы писатель?” “Да нет, журналист” – ответил я. “Садитесь с нами…”
27 мая 94 года
Малая Вишера. Льет дождь, зарядивший с ночи. Холодно и сыро, как осенью. Так не хотелось в этатакую мокрую пору выходить из дома, но я обул сапоги, взял зонтик и отправился по делам.
28 мая 94 года
Я устаю от себя, и усталость это такого тяжелого, неподвижного свойства, что у меня уже не остается сил на что-то другое. Как вот и сейчас, в эту минуту, когда за окном льет дождь
Желание работать размылось, рассеялось. Надо было, не щадя себя, сходу садиться за машинку, а я позволил себе расслабиться, отдохнуть.
29 мая 94 года
Холодно, хотя на улице солнце. Весь день готовился к приходу гостей. Шкодники обещали прийти часам к трем—четырем.
Гости ушли. Мы проводили их до дому, посидели у них, вернулись к нам и опять пошли их провожать. Горы грязной посуды и горы несделанных дел— вот и все, что осталось от воскресенья
30 мая 94 года
Понедельник. Ничем значительным не был отмечен сегодняшний день, канувший в Лету также незаметно, как и день вчерашний
31 мая 94 года
Совершенно неожиданно, уже на ночь глядя, попали в гости к отцу Дмитрию. Вера позвонила и сказала, что приехал Славик, муж ее сестры Люды, что они с отцом Дмитрием в семь часов приехали из Питера и что сегодня привезли книги…
Как всегда, из сбивчивой ее речи я ничего не понял и был очень удивлен, когда выяснилось что нас ждали к столу. Пришлось выпить две рюмки шоколадного ликёра и закусить с сосисками с гречневой кашей. Книги привезли действительно великолепные. Я купил четырехтомник Нечволодова “Сказания о Русской земле” за семь тысяч рублей.
Три молодых подвыпивших мусульманина поджидали батюшку у ворот. Из путанных их объяснений я понял, что им зачем-то нужны четыре свечи, что какая-то добрая женщина обещала расколдовать их молодого друга, который мечется между двух женщин