1 июля 94 года
03:40 Пальцы болят от беспрерывного печатания на машинке. Работы не убавляется.
2 июля 94 года
23:20 Уезжаю в Москву встречать Костю. На перекрестке встретил неузнаваемо красивую Наташу Крамсину, поздоровавшуюся со мной с усталым кокетством светской дамы, а когда я затруднившись узнать кивнул, она сказала, замедлив шаг: “Вы меня не узнаете?”
День пролетел в суете и заботах. Мыл пол, печатал на машинке, бегал по магазинам— Люда заболела, собирался в дорогу.
Сижу на скамейке, отмахиваюсь от комаров, которых сегодня так много и такие они кровожадные
3 июля 94 года
20:55 Москва. Ленинградский вокзал. Слава Богу, Костя приехал. Встретили его со Славиком и добрейшим Алексеем Порфирьевичем, вызвавшимся, по протекции Левы Гептинга, довести его до Володиного дома. Он загорел, возмужал, повзрослел. Именно таким: возмужавшим и повзрослевшим я увидел его в таможенном зале Шереметьево-2. О чувствах писать ничего не буду, они слишком сложны и неуловимы. А вот о погоде скажу. Москва встретила нас хмуро и неприветливо: небо было затянуто хлопьями сизых туч, моросил дождь, и асфальт блестел лужами
4 июля 94 года
Наконец-то дома. Обвал впечатлений, переварить которые немыслимо.
…
Вечером мы лезем в бане у отца Дмитрия, специальные истопленной для Кости. Парились до изнеможения, сидели за столом, накрытым, как к празднику… И отец Дмитрий, и Вера, и дети были совершенно искренне рады Косте.
5 июля 94 года
Утром, когда Костя еще спал, отходя от дорожных впечатлений, прибыли веселой и шумной гурьбой Красновы во главе с Санькой. Эдика не узнать— так он возбуждал и вырос, Ульяна – хрупка и застенчива, а Татьяна все та же. Пока я суетился на кухне и накрывал на стол, они расспрашивали Костю, смотрели фотокарточки и без конца смеялись, охотно отзываясь на шутки и Сашкины анекдоты.
Уехали они вечером, на любытинском автобусе. Мы провожали их. Время от времени моросил дождь.
6 июля 94 года
Новгород. Рассчитывали с Костей управиться с делами в один день, но ничего из этого не вышло,— придется оставаться на завтра.
Где мы только сегодня не были! В лицее Костю встречали как родственника, и я даже на какой-то миг почувствовал себя лишним среди людей, говорящих на одном языке о хорошо знакомых им вещах. Кроме Лены Беляковой была там и Лиза и Ирина Петровна (обе специально пришли встретиться с Костей) и Станислав Маркович.
У Дериглазовых гостит американка Лори— забавное и трогательное существо, Знающие по русски не больше десятка слов. кота Мартика она называет Мартикл. Руслан подарил мне недавно изданный рекламный библиотечке поэта сборник своих четверостиший.
7 июля 94 года
Иванову ночь встретили с Гришей за разговором о поэзии. Он читал мне свои последние стихи, а я выступал в роли литературного критика, на что был мало пригоден в силу не совсем трезвого состояния.
Легли поздно. Утром у меня болела голова и мне не хотелось вспоминать ночные откровения. Но день разгорался, и о ночи я скоро забыл в делах и заботах. Опять мы отправились в университет, встречались с деканом факультета менеджмента, на который собирается переводиться Костя…
8 июля 94 года
Сегодня мы обегали всю Руссу—Ладогу. Зашли в “Новгород”, где я написал заявление на газету и бегло поболтал с вечно занятой Светланой Васильевой, потом— в “Ведомости”; где сегодня не было ни души знакомой, кроме Ольги Колотнечи. ….
9 июля 94 года
Несусветная жара. Она выбивает меня из колеи, разжижает мозг, развращает бездельем, в которое я впал после Новгорода. Господи, помоги мне, не дай ослабнуть духом и телом, ведь столько мне надо сделать, а я слаб, немощен, неискреннен и лжив, как всякий не нашедший себя человек с непомерной гордыней, с претензиями к миру и малой требовательностью к себе.
Сегодня тихвинская. С утра сходили на толкучку, бушующую по выходным дням на месте старого базара, ничего там не купили, кроме зонтика Константина— свой оставил в Англии. Зашли к Мишке с бутылкой скверного вина, которую тут же и выпили между скучными разговорами и сидением перед телевизором.
10 июля 94 года
02:45 Болит у меня левый бок и ноет душа в раскаянии за бездействие и праздность. А мне столько надо дел переделать! Слушаю Вивальди, концерт которого записал для меня Костя, и не знаю куда деть себя от тоски. Вот и Костя приехал, и рад я ему без меры, и говорю с ним, находя в нем не просто горячо любимого сына, но и интереснейшего собеседника, умницу, у которого я мог бы поучиться, будь я лучше и моложе. Но я— старый хрыч, и научиться чему-либо вряд ли способен.
“Всякая вещь, ставшая полезной, перестает быть прекрасной”
Готье
19:07 Жара несусветная. Ждем отца Дмитрия с семейством в гости.
11 июля 94 года
01:40 Господи, как я устал! Проводили гостей, натаскали с Костей воды отцу Дмитрию, раз пять или шесть сходив на речку с молочным бидоном и ведрами. Речка, даже такая маленькая жалкая, как наша, дышит прохладой, и так хочется раздеться и броситься в её темные, болотом отдающие воды. Но в речке нашей и воробей не утонет, а купаться на мели не тянет.
День ушел на пустяки и от одной мысли об этом мне становится не по себе
12 июля 94 года
02:05 Костя ездил в Новгород и вернулся оттуда поздно вечером. Дела как будто бы в основном улажены, но еще не полностью.
А я проторчал полдня в редакции и без всякого толку. Миша метал громы и молнии, пускаясь по всякому поводу в такую дешевую демагогию, что мне временами стыдно за него было. Еще раз убеждаюсь, что глупость— дело добровольное и объясняется она одним лишь нежеланием (или неспособностью) отвечать за свои поступки и слова.
День был изнурительно жаркий и душный.
16:55 Мошенское. Голова тяжелая от недосыпа. Поздно лег, рано встал… Ехали с Костей вполне благополучно, и время за разговорами пролетело незаметно. Приехали и первым делом бросились в реку. Вода оказалась теплой и ласковой. Мы проплыли до поворота, вылезли на берег, куда-то нас в этом году не не вылезал кажется никто – так там было первозданно дикой тенисто.
Вечером окучивали с Захарычем картошку, я водил лошадь, строптивая Малька плохо слушалась меня, топча картофельную ботву, и Захарыч несколько раз косо поглядывал в мою сторону, сказав в конце концов, что хотел отматюгать меня, да постеснялся.
13 июля 94 года
Опеченский Посад. Утром я искупался в Увери, а уже днем переплывали с Костей Мсту. Ульяна в красивом платье стояла на берегу и махала нам рукой
14 июля 94 года
Жара плывет и слоится. Я погибаю от жары и головной боли, мучающей меня в наказание за бессмысленно израсходованное время.
Еще одна смерть прошла совсем рядом. Славик Борисов, приехавший на годовщину смерти Татьяны Михайловны, умер в Посаде. И похоронили его рядом с матерью. …
15 июля 94 года
14:00 Все так же жарко и все так же летит над водой пух от одуванчиков. Вода теплая, река похожа на дорогу— такая же шумная, многолюдная и говорливая. Лучше сказать— похожа на городскую улицу. А впрочем, все это чепуха. Я измучил себя бездельем, и голову мою не посещают умные мысли.
Костя спит на сарае, дергаясь по-собачьи во сне. Устал он, бедняга. Вчера они отправились за морошкой на Лодейное, сегодня вернулись ни живы, ни мертвы. …
Собака Соколовых после смерти Ольги Николаевны и Максима Андреевича так и не покидает опустевшего дома, охраняя его. Время от времени её кормят соседи. Она поест и возвращается на место. А когда на ниточке хоронят и играет музыка, хорошо слышная и из-за речки Задирает морду к небу его и тоскливо и страшно. Рассказ почтальона
16 июля 94 года
20:20 Жара не спадает
Вода теплая, парная. Пытаюсь работать, но работа движется так медленно, что рука у меня не поднимается назвать эту тягомотину работой. сходил в библиотеку, набрал кучу книг
17 июля 94 года
Громадная, взошедшая над рекой луна, запутавшись в березовых дебрях, тяжелый скрипт моста…
День выдался суетным. Утром меня разбудил Витя Селиверстов, приехавший в наши края распробовать тещины огурцы. Мы поехали с ним в Боровичи, потолкались на базаре, заехали за Людой на автостанцию, вернулись на базар и отправились в Посад. Дорогой попали под дождь, а когда приехали домой, разразилась гроза. Такой в этом году я еще не видел. Витя с Людмилой и Стасом посидели у нас около часа и уехали, сдав огурцы (не без маминой помощи) в магазин.
Кебус – отец, сгоревший месяца два тому назад, (сгорел, естественно, дом) Зарезал себя ножом, как японский самурай.
18 июля 94 года
16:15 “И свет во тьме светит и тьма не объяла его” – вспомнились мне почему-то евангельские строчки, когда я шел берегом реки. А на той стороне купались дети, оттуда доносился плеск воды и звон детских голосов.
{“О комете“ вклейка из “Новгородских Ведомостей” за 20 июля 94 г.}
19 июля 94 года
Небо с утра хмурилось, в воздухе висела сырая пелена, и на душе моей была такая же пелена, застилавшая радость. Жизнь лишилась света и радости, а уныние- плохой спутник. Оно следует за мной, как напоминание о грехах, ошибках и мерзостях, в коих я погряз к сорока четырем годам, не особенно заботясь о том, чтобы раскаяться в них.
…
20 июля 94 года
Холодно и сыро сегодня. Осенняя тоска разлита в этой сырой призрачной хмари. Не от нее ли меня бьет озноб— как в предвестии болезни? Электричка, ковыляющая с пешеходной неторопливостью, встала посреди леса, едва отъехав от Торбина.
Прошлогодние стога на цветущем лугу кажутся неуместными, как старухи на школьном балу
11:00 Рядом поставили какой-то поезд с пыльными стеклами, за которыми, как в аквариуме, мутно плавает чужая жизнь. отчаяние тяготит, наполняя душу тоской.
Старушка на базаре в Боровичах среди разложенного на прилавке товара предлагала к торгам надутый футбольный мяч.
12:20 Едем уже третий час и все никак не доберемся до места. Электричка опять стала и опять за окнами сырой зеленый лес, хмурый
21 июля 94 года
03:25 Временем своим я распорядился на редкость бездарно и день вытек из меня, как дым из трубы
22 июля 94 года
09:10 Иван Адамович в железнодорожной фуражке с кокардой и синей, выцветший фуфайке похож на старого морского волка. Холодно, спать хочется. Стога на берегу осели и побурели
09:25 Опять на том же почти месте, где в прошлый раз, заглох мотор и сейчас Иван Адамович над ним колдует.
Ключ бьет из-под земли. По песчаному берегу видно как уступами уходила вода. Порог. Даже на глаз была видна граница тихой и быстрой воды. Заросли Иван-чая на берегу. Пижма. столбики щавеля. ржавые пульсирующие
Торчащие из воды валуны. Березы. Обжитое человеком место
12:00 Дом Анастасии Семеновны Васильевой. Отец Дмитрий крестит детей. Рев стоит, визг и писк. Нарядные молодые мамаши в платках толпятся в прихожей, заглядывая в раскрытые двери. Рев оформился в хорошо слаженный хор со своим солистом. Пятеро детишек мал-мала меньше крестятся сегодня.
15:55 Возвращаемся с отцом Дмитрием из Низовки. Электричка стоит неподалеку от Бурги, пропуская какой-то скорый поезд. Утром было холодно, и я дрожал от стужи и сырости. Офицерская плащ-накидка Ивана Ивановича Адамова помогала мало. А сейчас уже жарко
***Ночная дорога. Свет фар вырывает из тьмы, то дерево, то дом, безглазо глядящий темными окнами
[Поездки с отцом Дмитрием в Низовку описаны в очерке “Чтоб свеча не погасла…“]
23 июля 94 года
Опеченский Посад. С., слава Богу, выходит из запоя. Но как тяжело это ему даётся! Его, бедного, выворачивает наизнанку, сна нет, и он лежит с открытыми глазами и читает анекдоты. Ничего другого читать он не может. Мне жалко его до слез, но чем и как можно ему помочь я не знаю.
Мылись в бане у Степановых, и он не мог париться, посидел на полке, кое-как сполоснуться и вышел на улицу.
24 июля 94 года
Большая полная луна запуталась в березе. Тихие таинственные берега, тихое свечение реки…
25 июля 94 года
20:25 Понедельник. Лето, похоже, уже прошло. День солнечный, с холодком. Трижды искупался в Увери, далеко, впрочем, не заплывая. вода еще теплая, но уже не так, как еще неделю назад. Даже в шорохе осоки слышится что-то осеннее, обреченное
22:50 Грусть невыразимая. Жизнь рассыпается, и я не в силах её собрать. Все течет мимо меня, всюду я опаздываю, нигде не успеваю… Не успеваю даже осмыслить того, что происходит со мной и вокруг меня, не успеваю записать, и беглое впечатление дня к вечеру тает как облака, не оставив после себя ничего, кроме мучительного чувства, что самое главное я пропустил
В последнее время ловлю себя на странных диалогах с воображаемым собеседником, которым может стать кто угодно
26 июля 94 года
09:50 Окуловка. Пробираюсь в Малую Вишеру. День обещает быть жарким. Я совсем разучился писать, утратил легкость, наблюдательность, зато приобрел тяжеловесную манеру о самом простом говорить сложно и длинно.
Костя поехал в Опеченский Посад. С какой радостью я отправился бы с ним, но дела, дела… Они обступили меня как деревья в дремучем лесу, и я блуждаю меж ними, не зная как выбраться.
21:00 Опять стоим в Торбине. А теперь уже за Мстинским Мостом, и времени сейчас без пятнадцати двенадцать. В электричке духота, народу много. Стоим уже с полчаса и конца-края этому стоянию не видно. Маята и духота, духота и маята…
27 июля 94 года
14:30 Звоню по Володиным телефонам в разные концы, выслушиваю вежливые ссылки на всевозможные обстоятельства, снова звоню… Полдня ушло на бесполезные телефонные переговоры
Спать хочу. Вчера с Сашкой так почти и не сомкнули глаз. Я встретил его, когда выходил из редакции и удивился – брата я не ждал. Он показался мне таким родным, что я чуть не заплакал от жалости и любви к нему. Мы пробежались по магазинам, накупили всякой еды— я знаю как голоден он, когда выходит из его измученного тела алкогольный яд. Поужинали и отправились к отцу Дмитрию. В церкви Сашка накупил икон, поставил свечку за здравие и упокой.
28 июля 94 года
14:45 День ангела. Только что вспомнил об этом. Жара, духота. От зноя некуда деться. Утром небо было плотно зашторено тучами, и я было обрадовался, что пойдет дождь, но дождя так и не было.
В городе пахнет сеном. Под высоковольтной линией скошена трава, которую никто здесь не убирает.
29 июля 94 года
Погода сошла с ума. Зной калит землю. Нет от него никакого спасения. Дома, особенно с обеда, когда солнце прямой наводкой бьет в окна, невозможно усидеть. Холодный душ помогает ненадолго.
Год назад в этот день было туманно и мглисто. Так написано в дневнике, который я сейчас лениво перелистываю. Куда-то подевалась сорок четвертая тетрадь. До чего я их допрятал, что забыл куда положил. Может быть в Посаде оставил?
Звоню, чтобы развеять одиночество, в разные концы, но молчат мои абоненты (Господи, слово-то какое!) И одиночество обступает меня еще теснее. И жалко мне себя, всеми забытого, больного и слабого… Я встаю, припадая на правую ногу, иду в комнату, беру гантели и час с лишком истязаю себя железом, потом обливаюсь холодной водой. Но мысли мои не становятся от этого яснее, по-прежнему пребывая в печали.
Господи! Прости меня, грешного. Спаси и сохрани всех, кого я люблю!
30 июля 94 года
18:35 Жарко. Духотой, застоялой неподвижный духотой полны комнаты. Духота льется в раскрытую форточку. Днем на солнце было 45 градусов.
…
31 июля 94 года
00:40 Пытаюсь работать. В машинку заправлен чистый лист, который я успел заполнить меньше чем на треть.
Дорогой Глеб Александрович,
я долго не решался отправить вам ответное письмо боясь…
16:00 Письмо я до сих пор не написал, как не написал почти ничего из того, что обязательно должен был написать. Жара так и не спадает. Весь день я просидел дома, к вечеру выволокcя из квартирных недр в магазин (он, кстати сказать, оказался закрытым) и за водой на колонку. Шум и зной улицы нахлынул на меня, и я, отвыкший от людей и света белого, был пуглив и рассеян. Я шел с оцинкованным ведром, сильно припадая на правую ногу, щурился на солнце, с грустью стариковской отмечая, что тополь уже роняет листья, а картошка желтеет и сквозь зной явственно ощущается холодный и свежий запах осени. У колонки две женщины, показавшиеся издали подружками, пили воду прямо из-под крана, плескались и хохотали. Обе загорелы и легки, но когда я по сторонился, пропуская их, одна глянула на меня особенно ясно и задержала взгляд чуть дольше, чем требовалось… Я понял, что это не подружки, а мать и дочь, и мать посмотрела на меня тем грустно прекрасным взглядом, каким смотрят женщины моих примерно лет. что-то дрогнуло заскорузлой душе моей, и я, не сдержавшись, оглянулся им вслед.