Город, рассеченный надвое кривой саблей замерзающей реки, напоминает сверху диораму с хорошо «прорисованным» передним планом и сизой дымкой перспективы с контурами окрестных деревень. Отсюда, со смотровой площадки пожарной каланчи, можно рассмотреть каждую улицу, каждый переулок, каждый мало-мальски приметный дом, легко отличив печной дымок от дыма еще не набравшего силу пожара.
Определив, где горит, дозорный поднимал тревогу, и через несколько минут из ворот пожарной части выкатывался, грохоча по мостовой, пожарный обоз с ручными помпами, баграми, лестницами и брезентовыми рукавами. Вся эта сияющая никелем и медью кавалькада неслась, опережая время, навстречу беде. Сперва это были запряженные в дроги казенные лошади, потом слабосильные медлительные автомобили, снабженные необходимым на пожаре инвентарем, коих, в свою очередь, сменили мощные современные машины. Стоят они в боксах, возведенных на месте бывших конюшен, располагавшихся когда-то во дворе пожарной части.
Временами кажется, что запаленные быстрой ездой кони, поплутав в потемках прожитых лет, вернутся и займут здесь свои прежние места, потеснив бензиновую гарь стойким запахом конского навоза, тележной мази, сбруи, сена и овса. И вновь под козырьком пожарной каланчи замаячит долговязая фигура дозорного с биноклем на груди, вновь тревожно загудит сигнальный колокол, созывая людей на борьбу с огнем.
От мыслей этих трудно отделаться, одолевая, пролет за пролетом, пыльную лестницу, восходящую к серым, продуваемым всеми ветрами декабрьским небесам. Никто, кроме галок, ворон и голубей, давно не взирает на город с этих фундаментальных высот, откуда не грех заглянуть в будущее, вглядеться в настоящее и бросить взгляд в прошлое, коим буквально «дышит» построенное в 1935 году Боровичское пожарное депо вместе с чудом сохранившейся каланчой, ставшей теперь достопримечательностью 10-й пожарной части 3-го отряда государственной противопожарной службы.
«Всеми пожарными командами распоряжался брандмайор, командой каждой части - брандмейстер. У него под началом находилось 48 пожарных и от десяти до четырнадцати «фурманов» - возчиков. При каждой команде держали по двадцати лошадей. Устроены были также цейхгаузы, где хранились багры, ведра, топоры, лопаты, крюки, которыми можно было снабдить солдат, в случае надобности вызванных на подмогу пожарным».
Так писали исследователи о состоянии противопожарного дела в столичном Санкт-Петербурге пушкинской поры. В провинциальных Боровичах все это устроилось значительно позднее, хотя город точно так же страдал от огня, и от копеечной свечи
Пожарных поначалу здесь нередко выгорали целые улицы и кварталы. было немного, и относились они к полицейскому ведомству, которое нередко использовало их совсем не по назначению. Отставные солдаты, непригодные к фронтовой службе, из коих и формировались пожарные команды, заправляли маслом уличные фонари, ремонтировали дороги, ловили бродячих собак, заливали катки, следили за порядком… Лишь к концу прошлого века, в 1895 году, тщанием купца первой гильдии Матвея Яковлевича Шульгина, в городе было учреждено Первое вольно-пожарное общество, насчитывающее в одной только дружине до двухсот и более человек. Почетные члены общества (а их было около полусотни) платили взносы. На эти деньги да на пожертвования состоятельных горожан общество обзаводилось техникой, лошадьми, амуницией.
Десять лет спустя было образовано Второе Спасо-Преображенское общество. Оно состояло из нескольких отрядов, которые распределяли меж собой обязанности «топорников, лазальщиков, качальщиков, лестничников, водовозов, сторожевых»... Команда, доходившая до трехсот человек, была «вооружена» заборной машиной, дружинными топорами, лестницами, факелами и веревками.
Купец Мельников отказал под неё небольшой гончарный завод. Завод разобрали, а из кирпичей сложили двухэтажный особняк, на первом этаже которого разместились пожарные дроги с насосами, баграми и лопатами, а на втором поселился с семьей брандмейстер. Дети брандмейстера учились музицировать, разучивая на отливающем черным лаком пианино мазурки, польки и вальсы. Этот дорогой дородный инструмент, переживший всех своих временных хозяев, и сейчас благородно темнеет мореным дубом в том самом углу, где безмолвно простоял все эти годы. На нем давно никто не играл. Казалось, что удел музейного экспоната с обозначенным в описи порядковым номером уготован старому фортепьяно немецкой фирмы «Bernhardt Kankewitsh» навсегда. Но нашелся в городе человек, который в буквальном смысле вдохнул в него жизнь. Юрий Георгиевич Васильев выскреб из старого пианино пуд грязи и пыли, перебрал по струне, по винтику расстроенные его внутренности, отшлифовал, покрыв мебельным лаком, обшарпанные бока. Инструмент зазвучал, возвращая казенным сводам атмосферу ушедшей эпохи, застывшей в старом пожарном колоколе, форменных латунных значках и пуговицах, медной, до блеска начищенной каске, допотопном пожарном насосе, с помощью которого подавала воду команда крепких, выносливых мужиков – качальщиков… Поставленный на телегу насос смазан, отлажен, снабжен брезентовыми рукавами, баграми, лопатами, топорами, крюками и ведрами. Хоть сейчас вывози его за ворота и гони к ближайшему пожарному водоему.
Легко представить, как грохотал он по булыжной мостовой, когда на сытых, ухоженных конях к месту пожара мчались, не разбирая дороги, пожарные расчеты. Впереди на взмыленном коне летел вестовой, непрестанно гудевший в медный рожок, а следом за ним - и вся готовая к «бою» пожарная рать.
Все это можно увидеть на стендах учрежденного пять лет тому назад пожарного музея, расположенного на втором этаже того самого здания, которое было построено в Боровичах на месте гончарного завода, великодушно переданного купцом Мельниковым под пожарное депо. Заведует им методист филиала центра противопожарной пропаганды и общественных связей Ирина Анатольевна Столбова. Она в одном лице и экскурсовод, и хранитель, и научный сотрудник… Чтобы музей стал музеем не только по названию, но и по сути, нужна постоянная и кропотливая работа по сбору материала, чем она и занимается, подолгу засиживаясь то в краеведческом музее, то в архиве, то в библиотеке.
Особенно много пришлось поработать, готовясь к столетию Опеченской сельской пожарной части. Из пожелтевших подшивок местных газет и архивных материалов удалось извлечь немало трагических и курьезных фактов: «1882 год. 6 июля. Шестой день жары. Вчера сгорела деревня Антониха, вся, кроме одной избы. Погорели люди». Можно только догадываться какая трагедия стояла за этими скупыми бесстрастными строчками. А вот сообщение другого порядка: «1896 год. В питейном заведении случился пожар, возникший из-за неосторожного обращения с огнем».
Это длинное, часто встречающее выражение в современных отчетах пожарные сокращают смешной аббревиатурой НОСО. Так и пишут: «Причиной пожара стало НОСО неустановленного лица». Отчеты о наиболее сложных пожарах вместе с хроникой текущей жизни подшиваются в альбомы и папки и занимают свое место среди материалов музея. Сегодня они не представляют большого интереса, а завтра им цены не будет, как нет цены пожелтевшим от времени снимкам, вырезкам из старых газет, выпискам из приказов… Они создают для нас непередаваемый колорит ушедшей эпохи.
Экспонатами - документами и фотографиями - охотно делятся ветераны. По большим праздникам они собираются в музее, который в таких случаях становится актовым залом, где слышится говор и смех, играет музыка… Поглядывая на манекены, облаченные в тяжелую пожарную робу, на висящие под потолком знамена с несгораемым девизом: «Помощь ближнему - жертва собою», бывшие бойцы вспоминают минувшую войну, когда в Боровичах действовала единственная на всем Северо-Западе школа по обучению пожарному делу, вспоминают и более поздние времена, когда добровольные пожарные дружины стали профессиональными… И с интересом разглядывают на стендах все то, чего не было на «вооружении» пожарных в те давние годы: современные огнетушители, пенообразователи, хитроумно устроенные оповещатели… Жизнь не стоит на месте. История продолжается.